– Куда?!
– Ты, чё, тормоз?
– Я не тормоз, я просто не знаю…
– В ночной клуб!
– В ночной клуб?.. Естественно, – промямлила Соня, хотя вполне могла бы замахать крылами, мол, нет, нет и нет, ни в коем случае. – Я, правда, там никогда не бывала…
– Вот заодно и приобщитесь к культурной жизни, – сказал довольный Владимир Семенович.
Оставалось только выяснить, куда придется доставить предприимчивого гостя столицы после ночных увеселений. Хорошо, если сюда, а вдруг к черту на кулички и потом пилить одной через всю Москву?
– А как же вы спите? – бросила Соня пробный камень. – Здесь же ничего нет.
– А мы у племянника моего живем, у Нодьки. Он пока квартиру снимает, а нас сюда на машине привозит.
– А где он снимает квартиру?
– В Давыдково. На Минском шоссе.
Значит, придется пилить через всю Москву. Черт, черт, черт, черт, черт!!!
– А почему, – злобно поинтересовалась Соня, – у вас такие нормальные, простые имена, а вашего… родственника назвали Арнольдом. Откуда такая вычурность?
– О, – усмехнулся Владимир Семенович, – это уж моя сестрица постаралась, мать его. В смысле его мать. Она у нас особа утонченная, преподает в университете зарубежную литературу. Она вообще много в его жизни намудрила. Не расхлебать…
15
Кто бы мог подумать, что, родив ребенка, Екатерина Семеновна Гусева, женщина жесткая и решительная, превратится в пресловутую сумасшедшую мать, возлюбив своего сына Нодика до полного самоотречения?
Впервые прижав к груди туго спеленатое крохотное тельце, она ощутила павшую на плечи непомерную тяжесть ответственности и поняла, что отныне ее удел – беречь и защищать этого мальчика.
Задача оказалась не из легких и потребовала полной отдачи сил, времени и средств. И первого, и второго, и третьего не хватало катастрофически.
Начать с того, что Екатерина Семеновна волею судеб рано осталась без родителей, а затем, своею собственной волею, и без мужа. Она и вышла-то за него без особой любви, а жила и вовсе без радости, на одном раздражении. Тем более что и мать-покойница невзлюбила зятя с первого взгляда и точила его без устали: и спит-то он много, а работает мало, и ест чрезмерно – гораздо больше, чем зарабатывает, и в туалет после него два часа не войдешь – такая вонь и из дома не выйдешь – ведь курит, зараза, одну за другой, спалит квартиру к чертовой бабушке, сволочь очкастая.
А с рождением Нодика вроде как и необходимость в муже у Екатерины Семеновны отпала – исполнил свое биологическое предназначение и свободен. Гуляй, солдатик. Муж долго не мог поверить в такой крутой поворот, просил одуматься, даже плакал, к брезгливому недоумению тещи, взывал к дальней родне, но ситуацию не переломил и ушел с чемоданчиком и вязанкой книг куда глаза глядят. Алименты, правда, платил исправно. Но велики ли доходы у провинциального доцента? Слезы.
Жизнь, однако, хороший учитель, хотя и плохой прорицатель, и с годами Екатерина Семеновна пришла к выводу, что разводиться все же не стоило. Человек он спокойный, не пьет, хоть и курит, жил бы себе параллельно, к тому же ничего другого судьба ей все равно не уготовила. Да и кошмара бы этого не случилось. Но, как говорится, прошлого не вернешь, не перепишешь набело, да и мать правильно твердила: «Никто никому, как сам себе». Хотя тоже ручку свою приложила, не тем будь помянута.
Так что крутилась Екатерина Семеновна одна – и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Со временем тоже были проблемы. А если принять за аксиому известное отождествление сего атрибута с деньгами, становится понятным, почему его так остро не хватает. Нет, есть, конечно, бездельники, не знающие, куда себя девать, но это не про Екатерину Семеновну, которая буквально разрывалась между любимой работой, ненавистным домашним хозяйством и непосредственным процессом воспитания сына.
Работа дарила ощущение собственной значимости, заставляла всегда быть в форме, в курсе и на гребне, в кругу и в гуще. «Женщина отдыхает на работе», – поджимала губы мать, намекая на невидимые миру, неблагодарные домашние хлопоты. «Ты-то откуда знаешь?! – кипятилась Екатерина Семеновна, отстаивая заслуженное право на усталость. – Ни дня не работала!» Но со временем, приняв в неумелые руки бытовые заботы, вынужденно согласилась – мать была права тысячу раз.
Кулинарным талантом Екатерина Семеновна не отличалась, и все ее гастрономические изыски сводились к бутербродам, яйцам, картошке в мундире и пакетированным супам, кои вечно голодный подрастающий Нодик поглощал в невероятных количествах, изумляя ее своей прожорливостью.
Непосредственный процесс воспитания не прерывался ни на минуту. Даже ночью Екатерина Семеновна вставала, чтобы проверить, не скинул ли сын одеяло и правильно ли спит. Спать следовало на левом боку, ни в коем случае не на спине и уж точно – не на животе. Иногда, томимая одной ей ведомыми предчувствиями, она будила его и тихо спрашивала:
– Не хочешь пописать? Нет? Ну, спи, спи, голубчик.
Утро начиналось с зарядки, телевизор практически исключался, уроки по возможности они делали вместе, далеко выходя за рамки школьной программы, а главной жизненной ценностью почитались книги, тщательно отбираемые Екатериной Семеновной.
Бывший муж женился, взял женщину с ребенком – девочкой Светланой, на пять лет младше Нодика. Это была единственная сфера, полностью для нее закрытая – сын категорически отказывался обсуждать и отца, и все, так или иначе с ним связанное. Естественно, Екатерина Семеновна и в мыслях не держала прекратить их общение (то есть в мыслях-то, конечно, держала – кто ж из нас застрахован от крысиных мыслей? – но никогда бы этого не сделала), прекрасно понимая, как важно для мальчика присутствие отца, даже такое эпизодическое. Угнетала сама мысль о своей непричастности, о некоей тайне, об утечке чувств, отданных другому, а значит, отнятых у нее. И ведь как в воду глядела…
И все-таки, как потом оказалось, это были счастливые годы. И уже появились первые результаты затраченных ею огромных усилий – Нодик окончил школу с серебряной медалью и институт с красным дипломом, и, хотя тогда уже все горело голубым огнем в горниле перестройки и логичнее было бы зарабатывать деньги, Екатерина Семеновна сумела отстоять ценность образования, и сын поступил в аспирантуру.
Счастье кончилось одним днем, лопнуло как мыльный пузырь. Конечно, она понимала, что когда-то в их доме появится чужая женщина, и даже готовила себя к этим печальным переменам, но такого пассажа не могла себе представить и в страшном сне, в липком ночном кошмаре, в горячечном бреду.
Когда бывший муж позвонил ей и попросил о встрече, Екатерина Семеновна, напуганная чудовищным беспределом нового сумасшедшего времени, решила, что он намерен отнять у нее квартиру, уповая на мифические, давно утраченные права, и, зациклившись на бредовой этой идее, долго не могла понять, о чем это он талдычит и какое отношение к наглому захвату имеет его падчерица Светлана? А когда поняла…
Поначалу ей казалось, что все еще можно исправить – мольбами, угрозами, имитацией тяжкой болезни. Но сын был непреклонен, остался глух и к доводам рассудка, и к воплям ее уязвленного сердца. И это было непостижимо, невероятно! Ее мальчик, такой справедливый и чуткий, такой разумный, попался в расставленные сети, как наивный простачок. Трудно ожидать подвоха со стороны родного отца и разглядеть в его действиях мелочное желание досадить бывшей супруге, а может, и совсем другие, далеко идущие планы. Но дело не только в этом!
Если даже умудренные жизнью мужчины покорно влекутся в тенета предприимчивых юных кокоток (да какое там покорно влекутся – летят как бабочки на огонь!), то что говорить о порядочном молодом человеке, воспитанном на классической литературе, для которого слово чести не пустой звук?! Обвести его вокруг пальца все равно что… два пальца об асфальт, как говорят ее студенты. Что сие означает, Екатерина Семеновна не знала, но выражение казалось ей емким и по смыслу весьма подходящим, поскольку и то, и другое сделать было элементарно – обмануть ее доверчивого сына и ударить об асфальт два пальца. Вообще современный молодежный жаргон… Впрочем, время ли сейчас размышлять о молодежном
