расплачиваться за будущую хату. Хотя Нолик и раскрутился со своей компьютерной фирмой, но все равно это пока не те деньги. Остается сука-свекровь, и если раньше плевать на нее хотелось с высокой колокольни, то теперь она заразила ее таки своими ядовитыми бациллами. Раньше только смотрела змеей, а теперь еще и пришепетывает. Вроде про себя изнемогает, но ведь и ежу понятно, в чей адрес беснуется. Если так и дальше пойдет, чем дело кончится? И сейчас-то при ее появлении кровь в голову бросается и руки дрожат…
Дело кончилось плохо. Видимо, запасы Светкиного ума были обратно пропорциональны объемам ненависти Екатерины Семеновны.
Свекровь, не ограничиваясь больше косыми взглядами, тихим голосом говорила гадости, и взрывная Светка начинала орать как резаная.
– Извини, мама, – говорил Арнольд, уволакивая в комнату красную, разъяренную жену. Отношения между ними стремительно ухудшались.
Гром грянул лучезарным субботним утром. Екатерина Семеновна долго мыла в коридоре пол, демонстративно гремя ведром, но из комнаты сына никто не вышел и усилий ее не заметил – естественно, нарочно, назло. А минуту спустя она увидела, как невестка, причесавшись у зеркала, почистила щетку, небрежно стряхнув волосы на влажный еще линолеум.
– Ах ты, мразь! – зашипела Екатерина Семеновна и ткнула в ненавистную спину остреньким кулачком, видимо, достаточно сильно. Потому что Светка взвилась, как отпущенная пружина и ударила ее по лицу, да так неудачно, что из носа хлынула кровь.
Светлана пыталась объясниться, Арнольд ее не слышал или не захотел услышать, поскольку женщина, ударившая мать, по определению не могла оставаться его женой.
На следующий день он подал заявление на развод.
В суде Светлана пригрозила:
– Разведешься, покончу с собой.
– Не говори ерунду, – поморщился он.
Брак расторгли, и Светка сдержала угрозу – напилась какой-то дряни. Конечно, она и не думала умирать, но судьба распорядилась иначе.
Через полгода после похорон, уладив все свои дела, Арнольд Гусев уехал в Москву, чтобы начать там новую жизнь.
16
Естественно, Соня знала, что инициатива наказуема, но не до такой же степени! Крутой смоленский парень Николаша попил ее кровушки в свое удовольствие.
Весь день они мотались по Москве, устали, замерзли, и Соня надеялась, что задумка с ночным клубом благополучно почит в бозе, ан не тут-то было.
Они тащились по забитому машинами Новому Арбату со скоростью больной черепахи, но ведь тащились! Николаша, наглотавшийся в «Ростиксе» курятины, как удав, сладко подремывал, и Соня уже начала прикидывать, сколько времени уйдет на преодоление Кутузовского проспекта. Но тут пассажир пробудился и пришел в большую ажиотацию.
– Во! – закричал он. – Гляди! Ночной клуб «Мятный носорог». Клевое название! Сворачивай!
– А может, не стоит? – возразила Соня. – Ты устал, вон глаза слипаются. Отвезу тебя домой…
– Ты же обещала! – занервничал Николаша.
– Да там все равно раньше двенадцати делать нечего, а сейчас только восемь. Где мы убьем четыре часа?
– В кино сходим, – предложил сообразительный тинейджер. – Вон, в «Октябрьский». Давай паркуйся…
Возле кассы они немного поспорили – Николаша предпочитал кровавые битвы, Соня, естественно, любовь – и в итоге сошлись на комедии «Мистер Бин на отдыхе».
До начала сеанса оставался еще час, который решено было провести в баре.
– Может, возьмешь мне бутылочку пива? – закинул удочку предприимчивый смолянин.
– Нет! – отрезала Соня. – Только кофе и пирожное.
– Тогда два.
– Что именно?
– Два пирожных.
– А пузо у тебя не треснет?
– Не треснет, – заверил Николаша. – Чтобы у меня пузо треснуло, мне, знаешь, сколько съесть нужно?
– Догадываюсь, – вздохнула Соня.
Фильм привел Николашу в абсолютный восторг. Он ржал, словно выпущенный в весенние поля молодой жеребец, стучал ногами, бил себя по ляжкам и в особо замечательных местах тыкал Соню локтем под ребра, призывая разделить собственное упоение.
В половине двенадцатого они сидели за столиком в ночном клубе «Мятный носорог», и Соня была уже никакая. «В трудную минуту, – учил Егорыч, – вспомни, что рано или поздно все это обязательно кончится». «Господи! – думала Соня. – Ну когда же? Когда?! Хорошо, если рано, а если поздно?..»
Похоже, все и впрямь только начиналось. Пространство вокруг стремительно заполнялось, превращаясь в подобие преисподней. Соня и представить себе не могла, что ночами в Москве кипит такая бурная жизнь. В темноте метались сполохи света, в танцевальном круге дергались полуобнаженные тела, в уши били идиотически громкая музыка и вопли диджея, глаза слезились от табачного дыма, а в воздухе висел тяжелый дух разгоряченной потной плоти, избыточной парфюмерии и интенсивно выделяемых феромонов.
В отличие от Сони Николаше здесь нравилось все – зажигательная музыка; прикольные девчонки с голыми животами в хитрых одежках, призванных не скрывать, а показывать; атмосфера, напитанная предчувствием секса.
– Может, потанцуем? – небрежно предложил он.
И Соня, представив на минуточку, что кто-то из знакомых увидит, как она тут выламывается с этим щенком в приспущенных по самое не балуй джинсах, рассмеялась:
– Пригласи какую-нибудь девочку, сынок.
Это было царство двадцатилетних, и вряд ли кто-нибудь из ее окружения…
– Совращение малолетних. Статья сто тридцать четыре. Лишение свободы на срок до четырех лет.
Соня медленно повернулась – всем телом, словно ее мгновенно разбил радикулит.
Даник, красивый, лощеный, насмешливо смотрел на нее сверху вниз, обнимая за талию ослепительную блондинку.
– Как говорится, на безрыбье и рак рыба? А я тебя предупреждал, помнишь? Но не думал, что ты падешь так низко.
– Ты, я вижу, тоже не с женой отрываешься, – вспыхнула Соня.
– А тебя это не касается. Ты бы лучше о мальчике своем позаботилась. Ему спать давно пора, чтобы завтра в школе носом не клевать.
– А у нас каникулы, – на всякий случай пояснил «мальчик».
– Ну, это полный отстой! – развеселился Даник. – Жаль, что в России не действует полиция нравов. Я бы, так и быть, по старой памяти стал твоим адвокатом.
– Кто это? – полюбопытствовал озадаченный Николаша.
– Это? – зловеще переспросила Соня. – Это, сынок, твой папаша.
– Чего?.. – начал было «сынок», но Соня пнула его под столом по косточке, и тот заткнулся, задохнувшись от боли.
– Закрой рот! – на всякий случай строго приказала она. – Да, я говорила тебе, что папа умер, но ты же видишь, какое это… дерьмо! Лучше вообще не иметь отца, чем вот такого козла!
– Что ты мелешь? – заволновался Даник. – Не считай меня идиотом! Этот номер у тебя не пройдет!
– Это не номер, – задушевно поправила Соня. – Это жизнь. Но тебя она тоже совершенно не касается. Ты упустил свою птицу счастья, – кивнула она на вконец обалдевшего Николашу и ласково позвала: – Пойдем, сынок, тебе действительно давно пора спать…
