хоть на долю процента поверит, что у тебя действительно есть от него сын, ты не увидишь его больше никогда в жизни. Если, конечно, сама не захочешь, – подозрительно воззрилась она на племянницу.
– Ну, разве что предварительно стукнусь головой о косяк.
– Вот и отлично. Забудь его, как дурной сон, – нет и не было никогда. Скажи лучше, зачем ты вообще потащила этого молокососа в ночной клуб?
– Так говоришь, как будто я потащила его в публичный дом.
– И все-таки?
– Он очень просил, – нехотя ответила Соня.
– А если бы он очень попросил тебя поужинать в «Метрополе», ты бы тоже согласилась? Не смогла сказать «нет», поскольку отказать прелестному смоленскому подростку – это все равно что пнуть маленькую грустную дворняжку? – съязвила тетка. – Ты что, больная?
– Да, – разозлилась Соня, – у меня и справка есть.
– Тогда лечись… Между прочим, я тут прочитала устрашающую вещь, – потянулась Марта к стопке журналов. – Это ведь в Америке врачи несут уголовную ответственность за неправильно поставленный диагноз, а у нас в России с этим полная демократия. У одной моей приятельницы заболела дочка. «Скорая помощь» предположила воспаление легких, участковый констатировал панкреатит, а врач из спецполиклиники сочла, что это банальная простуда. И каждый выписал соответствующие лекарства. Вот смотри, что здесь написано, – пролистала она страницы. – «Сорок процентов диагностических ошибок допускает молодой специалист после ординатуры, тридцать процентов неправильных диагнозов ставит доцент, двадцать процентов – профессор со стажем работы не менее двадцати лет. И всего один тире шесть процентов ложных результатов дают качественные квик-тесты».
– А что это за зверь? – заинтересовалась Соня.
– Читаю: «Все просто – помещаете на индикатор каплю крови, мочи или слюны, ждете, сколько положено, и оцениваете результат. Цвет не изменился? Вы в порядке! Стал другим? Обратитесь к врачу!»
– И тот поставит вам неправильный диагноз, – усмехнулась Соня.
Они невесело посмеялись.
– Ладно, давай рассказывай, что было дальше.
– Дальше театр кончается и начинается цирк.
– Тогда подожди, я возьму чистый платок.
– Бери сразу два, – мрачно посоветовала Соня.
– Ну не пугай меня.
– Помнишь, я тебе рассказывала, как из Снегирей, после неудавшегося уик-энда с Даником, меня вез мужик, удивительно похожий на нашего генерального директора? Только наш весь такой чопорный, официозный, на все пуговицы застегнутый, а тот был совершенно обычный, нормальный, в спортивной шапочке. Я еще тогда подумала: «Если на нашего Гусева надеть такую вот шапочку, что, конечно, совершенно немыслимо, поскольку он, наверное, и спит-то в костюме с галстуком, то получится настоящий однояйцевый близнец».
– Не могу поверить…
– И тем не менее это так. Шалопай Николаша не помнил дороги. А живут они, как ты знаешь, у Гусева, мы позвонили, и тот примчался на выручку. В праведном гневе и этой самой шапочке. Я как его увидела в подобном прикиде, испытала настоящий шок – рот открыла, глаза выпучила. Он даже испугался, но выволочку мне все же сделал. А я…
– Подожди, – перебила Марта. – А в чем тут ужас, объясни мне.
– Ну как ты не понимаешь! Он же в тот раз довез меня до самого дома. И теперь, сопоставив все факты, тоже мог узнать!
– Мог, – согласилась тетка. – Но не узнал. Ни раньше, ни теперь. Иначе каким-то образом проявил бы свое озарение.
– Не может быть, – расстроилась Соня. – Я вовсе не настаиваю, будто глубоко потрясла его воображение, но любой нормальный человек заинтересуется, вдруг выяснив, что случайная попутчица работает с ним в одной компании.
– Ну, если только нормальный. А вот ты, я вижу, всерьез заинтересовалась…
– Потому что в отличие от некоторых я умею удивляться! – с вызовом сказала Соня.
– Мы, конечно, не будем показывать пальцем.
– Конечно, не будем.
– Ну давай удиви этих некоторых.
– Легко. Вот смотри. Именно с ним я столкнулась в Снегирях в критической ситуации, и именно он пришел мне на помощь и отвез в Москву.
– И именно ему ты раскрыла свою израненную душу, но он не захотел туда даже плюнуть.
– А вот и нет!
– Неужели захотел? – оживилась Марта.
– Гусев интересовался мной у Козьей Морды на предмет перевода в пресс-службу. Но эта малахольная, которая считает теперь себя моей благодетельницей, дала мне, как она говорит, блестящую характеристику и отстояла для своего салона. Ну не дура?
– Так что же ты сидишь сложа руки? Действуй!
– Нет, это неудобно. Особенно теперь.
– А что, собственно, изменилось?
– Ну как же? Дальше следует еще более невероятное – Гусев покупает квартиру на нашей лестничной площадке. В Москве! В гигантском мегаполисе! Именно эту квартиру! Уму непостижимо! Потом я знакомлюсь с его родственниками, попадаюсь на удочку Николаши, и Гусев отчитывает меня, как девчонку. Так что удивительное рядом, но отныне любые мои телодвижения в сторону пресс-службы автоматически становятся абсолютно неуместными.
– Чушь собачья!
– Никакая не чушь. Но я сейчас хочу сказать другое – такое впечатление, будто жизнь нарочно сталкивает нас лбами.
– Смотри, лоб не расшиби о своих мужиков, – засмеялась Марта. – Запуталась в них, как в трех соснах.
– А кто третий? – удивилась Соня.
– Здравствуйте, я ваша тетя! А майор Шарафутдинов уже не в счет?
– И никогда не был в счет.
– Как это? Ты же с ним… встречаешься!
– Встречаюсь, – не стала обманывать Соня. – Но это совсем другие отношения. Не то, что ты думаешь.
– А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
– Пожалуйста. Во-первых, он женат, а я больше никогда не свяжу себя серьезными обязательствами с женатым мужчиной.
– О как! А сейчас у вас, стало быть, отношения несерьезные, в рамках которых вполне тем не менее допустимо…
– Ты не ерничай, – перебила Соня. – У него две маленькие дочки, которых он обожает и никогда не бросит. И мы оба понимаем, что у нас нет будущего. Это во-вторых. Кроме того, имеется еще как минимум парочка незавершенных романов на стороне и множество заделов на будущее, ибо майор Шарафутдинов – ходок по призванию. Но пока это та пресловутая единственная соломинка, которая меня удерживает на плаву. И знаешь, он действительно очень славный, так что устоять перед ним я сейчас не могу.
– Зачем же перед ним стоять, в самом деле, если можно прилечь.
– Ты меня осуждаешь?
– Боже упаси! Просто пытаюсь осмыслить твою странную логику: никогда не свяжу себя больше серьезными обязательствами с женатым мужчиной, но поскольку устоять перед ним все равно не могу, то на время свяжу несерьезными, так, что ли? Перед собой, любимой, всегда легко оправдаться, но я-то хочу для тебя совсем другого.
