укол, — вот, Матвей Петрович, это Мариночка в детском садике. Видите, поет? А это первый класс. Это ее принимают в пионеры, да-да, Мариночка еще застала эти славные времена…
Я заглянула из-за маминого плеча в свое детство. Растрепанная девчонка смотрела на меня сердитыми глазами. Личико было неумытым и прыщеватым, брр! У меня мелькнула надежда, что Матвей Петрович, налюбовавшись на эдакую красавицу, побыстрее смоется, но не тут-то было. Мама шуршала страницами дальше.
— Выпускной…
Все та же худоба, но теперь прибранные волосы и взрослые туфли на каблуках. Чуть тронутые помадой тонкие, злые губы. Гадкий утенок. В то время у меня и походка была как у вывалившегося из гнезда птенца.
— В компании сокурсников… Да, веселая была компания.
— На практике…
Загорелая, стройная девушка. Блестящие, светлые локоны кудрявой шапкой обрамляют нежные скулы, высокий чистый лоб. Я грызу морковку и улыбаюсь в объектив. Чего не поулыбаться, когда тебе двадцать и ты вдруг стала прекрасным лебедем?
Только неужели это я?!
— Рабочий коллектив…
Да, вот это я. Крашеные волосы торчат соломой в разные стороны. Обтянутые джинсами накачанные ноги — бесконечная беготня по городу уже сделала свое дело. Тоска во взгляде, глаза цвета пасмурного неба. Первые морщинки вокруг ненакрашенного, бледного рта.
— Марина Викторовна, а почему вы не стали работать по специальности? — осмелился на вопрос потенциальный жених.
Я только пожала плечами, а мама принялась что-то объяснять. Мне было неинтересно слушать ее версию, я знала, что мне нравится моя работа, и черт с ней, со специальностью! В конце концов, почему я должна проводить время в душных школьных коридорах и торчать у доски перед галдящей толпой подростков, когда могу каждый день сталкиваться с новыми, интересными и, что важнее, взрослыми людьми. Мне больше по душе осматривать квартиры, чем проверять тетрадки. Мне нравится представлять, как жили здесь, чем, кто…
— Марина, не кури тут, — услышала я вдруг. Оказывается, я машинально взялась за сигарету.
— А где? У меня балкона нет.
Препираться с матерью не хотелось, но, в конце концов, это моя квартира и я хочу курить.
— Выйди на лестницу, — предложила добрая родительница, — а лучше вообще бросай травиться.
Секунду-другую я размышляла. Если позволять матери командовать, она быстро сядет на шею. С другой стороны, у меня теперь появился предлог ненадолго скрыться. Матвей Петрович смотрел на меня чересчур плотоядно, да и вообще, ситуация меня напрягала. Впрочем, если уж быть честной, то конкретно против этого жениха я ничего не имела. Ну не понравился он мне, не пришелся ко двору, как говорится, а чем, почему — не знаю. Все на уровне ощущений — слишком молчалив, слишком скуп в движениях, слишком откровенно разглядывает меня и мое прошлое.
— Марина, составить вам компанию?
— Нет, — поспешно ответила я и выскочила из кухни, уже не раздумывая.
Я спустилась на площадку между этажами, достала сигареты, и тотчас старческий голос за спиной глубокомысленно изрек:
— Шляются тут всякие!
Не оборачиваясь, я поняла, что это соседка снизу — бабушка-активистка, решила сыграть в полицию нравов.
— Шляются, говорю, всякие, — повторила она с нажимом, не дождавшись моей реакции.
— Здрасте, Нина Ивановна, — обернулась я.
— Марина? И не стыдно тебе? Весь дым к нам в квартиру тянет!
Какой такой дым, если я прикурить еще не успела?!
Окончательно раздосадованная, я вышла из подъезда и уселась на лавочку. И тут же мне припомнился похожий вечер, ранняя весна, охватившая город, мама с очередным женихом у меня на кухне и я, точно так же, как и сейчас, сбежавшая покурить во двор. Я сидела на этой же лавочке и жмурилась от яркого заката, когда вдруг надо мной раздался сочный мужской бас:
— Извините, вы не знаете, квартира шестьдесят восьмая в этом подъезде?
Я знала, ведь это была моя квартира. Не особо вглядываясь в незнакомца, я бесцеремонно поинтересовалась:
— А вам зачем?
Он присел рядом, слишком близко. Я чуть отодвинулась и посмотрела на мужчину в упор.
Закатное солнце запуталось в его глазах, от этого он щурился и смешно морщил нос. Лицо его ни на минуту не оставалось спокойным, но мне все-таки удалось рассмотреть четкую линию губ, широкий подбородок, очень загорелый, открытый лоб.
— Мне нужна Марина, — сказал мужчина, глядя мне прямо в глаза, — агент по квартирам.
— Риелтор, — уточнила я охрипшим голосом, наблюдая, как на донышке его глаз качается маленькая копия моего лица.
— Да, риелтор. Вы не знаете, она сейчас дома?
— Ее нет, — честно ответила я.
— Жаль, — равнодушно произнес он и надолго замолк.
Я уперлась взглядом в его пальцы, скрещенные на коленях. Безумное желание уткнуться в эти руки ласковым, бездомным котенком перехватило мне горло. Я почувствовала, что плачу — безмолвно, про себя. Сейчас этот незнакомец уйдет навсегда из моего двора, а я вернусь к маме, очередному претенденту, чужим квартирам, своим холодным простыням и детским комплексам.
Я резко встала, решив уйти первой: все-таки не так больно.
— Вы уходите?
— Да.
— Куда?
— Домой.
— Можно вас проводить?
— Да! Нет… Не знаю.
И все это на одном дыхании. Мы стояли друг против друга, и ничего, ровным счетом ничего между нами не было. Однако я знала, что мои фотографии с этого момента станут похожи на мои юношеские снимки, где я беспричинно, счастливо смеюсь.
— Меня зовут Егор, — сказал он и протянул мне руку.
Я быстро переставила буквы в его имени, и получилось «горе», но я не поверила и доверчиво положила пальцы в его ладонь.
— Я Марина, та самая Марина, которая вам нужна.
— Это точно, — согласился он.
…И вот я снова сижу на той же лавочке, под тем же небом, всплывающим над плечами домов, под тем же солнцем, осторожно баюкающим раннюю, пугливую листву. Прошел год, а дело, с которым приходил ко мне Егор, так и не решено. Подходящую для него квартиру я подыскивала не однажды, но всякий раз случалось что-нибудь — срочная командировка, финансовый кризис, потоп, землетрясение, депрессия, — и он снова отправлялся в гостиницу. Умом Егор понимал, что пора остепениться, осесть и, на что особо надеялась именно я, начать семейную жизнь, но душа неприкаянного романтика тянула его к приключениям. Моя мама, наверное, все-таки права, Егор никогда на мне не женится, с ним я не узнаю, что такое стабильность, покой, тихое семейное счастье на диване перед телевизором.
И что меня потянуло на воспоминания? Мама, все еще надеясь на мое благоразумие, продолжает поставлять женихов, вон взять хотя бы этого шеф-повара. С ним и у плиты можно будет не стоять, и сериалы в свое удовольствие смотреть, потом детишки пойдут… А я сижу на лавочке и молюсь, чтобы Матвей Петрович побыстрее ушел и поискал свою вторую половину в другом месте.
Когда я вернулась домой, мама одарила меня гневным взглядом, а «жених», нимало не смущаясь моим
