А может, покраснела просто от духоты? Тоже причина уважительная.
— Так что, — потрепала ее Сонька, — давно вы виделись?
— Я не помню, — соврала Томка, — кажется, на прошлой неделе мы у Ладки столкнулись.
— Понятно, что у Ладки, где бы вам еще сталкиваться! — воскликнула Соня. — Аполлон у нас мужчина деловой и жутко занятый, по тусовкам не бродит.
— Аполлон?! — растерянно моргнул Митька. — Он что, красавец такой?
Тамара покраснела пуще прежнего и сказала, что так и есть — писаный, писаный красавец!
Сонька добавила, что Ладкин брат, по паспорту действительно Аполлон, в просторечьи зовется Пашкой. Родители — бывшие спортсмены — и с ним, и с дочкой обошлись весьма сурово. Один — Аполлон, другая — Олимпиада. Сразу ясно, что семья оригинальная и шибко веселая.
— А чего ты про Пашку вспомнила? — вроде как небрежно спросила Тамара.
— Думаю, как Ладке помочь, — нахмурилась та. — Можно объединиться и всем вместе взять над ней шефство.
Тимур и его команда, подумалось Митьке, но он промолчал. Решили поиграть в благотворительное общество «Надежда медсестер», пусть играют. Все лучше, чем на мужиках виснуть с утра до ночи.
— Может, ты с ним встретишься?
— С кем? — испугалась Тамара.
— Ну, с Пашкой.
— Зачем? Что я ему скажу? Мы всю дорогу только погоду и обсуждаем.
Хотелось бы, конечно, это исправить. Но в присутствии Ладкиного брата обычная Тамарина уверенность бросала ее на произвол судьбы, улетучиваясь без остатка. И снова, как в десятом классе, невозможно было выговорить ни словечка, ни посмотреть в глаза, ни сохранить нормальное выражение лица. Глупая улыбка расползалась от уха до уха, и Пашка наверняка был убежден, что подруга сестры — натуральная идиотка.
Нет, не может она с ним встретиться! Нет, нет и нет.
— Да, да, да, — сказала Соня настойчиво. — Должны мы Ладке помочь или не должны?
— Как помочь? В чем? — простонала Тамара.
— В чем-нибудь. Скажи Пашке, что мы волнуемся, переживаем за нее, что надо предпринимать уже решительные действия, а не смотреть, как бедная девочка убивается на работе и голодает!
— Она у родителей ест, — быстро возразила Тамара. — Ладка же готовить не умеет совсем. Наверное, потому и холодильник пустой!
Минут двадцать они еще спорили, совершенно позабыв о Митьке, в голове которого зрела мысль о возможной мести. Пусть себе планируют благородное дело, у него совсем другой план, и это вполне можно совместить. Хотя бы попробовать.
Июнь, 2004. Лазоревское, Сочи
Самое паршивое, что день никак не хотел кончаться, а спать тянуло неумолимо. Вот прямо тянуло! Голова свешивалась на грудь, глаза то и дело закрывались, и он вздрагивал от собственного храпа.
Кошмар какой-то!
— Темка, ляг ты, Христа ради, — взмолился Еремеич, оттесняя его от штурвала, — сколь уже не спал- то! И чего вообще поперлись? Ну, постояли бы еще денек, отдохнул бы толком.
— Отдохнул, — передразнил Артем ворчливо, — а работает пускай Пушкин Александр Сергеевич!
— Молодец, начитанный, — одобрил старик, — а в книжках вот учат старших уважать и слушаться. Что ты, мне не доверяешь, что ли? Ну то-то, иди давай тогда отсюдова.
Артем знал, что старик прав. Надо выспаться. Из последних сил управлять яхтой — глупо и опасно. Еще в мореходке учили не рисковать попусту, чудеса выносливости не демонстрировать, и лучше вздремнуть пару часиков, чем крутить штурвал трясущимися от усталости руками.
Он потер глаза и вышел из рубки.
Еремеич справится, конечно, это не вопрос. Но Артем до смерти не любил перекладывать работу на чужие плечи. Даже если это сильные и надежные плечи деда.
Дед его вырастил, хотя был вовсе не родным, а каким-то там пятиюродным дядей Артемовой беспутной матушки, которой тридцать три года назад пришло в голову закрутить курортный роман, а результат романа вернуть сюда же, на юг. Кроме Еремеича у нее были, наверное, еще родственники, но ни один из них не горел желанием воспитывать чужого младенца. А деду пришлось. Когда племяшка, каждый год гостившая в его хибарке, прикатила однажды с трехлетним бутузом и в очередной раз пустилась во все тяжкие, Еремеич заявил, что ребенка к такой матери подпускать нельзя. В ответ услышал: «Ну и забирай его себе!» Думал, шутка такая, оправдывал неопытностью и юношеским максимализмом. Но ошибся. Потом надеялся, что молодая мамаша опомнится и приедет за Темкой. Она не появлялась, а вскоре Еремеич понял, что пацана никому не отдаст. Он всю жизнь жил бобылем, и с малолеткой пришлось ему трудновато, особенно зимой — «Никакого же промыслу тебе», уточнял дед, — но они справились.
Артем над стариком любовно подшучивал:
— Не ляпнул бы этой стерве про ее моральный облик, и горя бы не знал!
— Не стерва она, Темочка, просто запуталась баба, — добродушно возражал Еремеич.
И про горе тоже возражал. Какое ж горе, если внук у него вырос?
Да еще какой внук! Местным кумушкам и кумам не снилось даже. Их-то ребятня в большие города подалась, открытки на Новый год и дни рождения слала, в отпуск раз в полвека собиралась. А Артем при нем всегда.
— И при деле, — добавлял Еремеич горделиво. — Да дело-то непростое, благородное! И зарабатывает он хорошо! И жених хоть куда!
Все это было правдой, и соседям оставалось только скрипеть зубами от зависти, и дочерей, еще не укативших в «большой мир» науськивать на Артема Кондратьевича, тридцати двух лет отроду, с высшим образованием, с головой на плечах — плечи вообще отдельного описания требовали! — и с собственной яхтой впридачу. Ну, и со своими тараканами, конечно, у кого их нет?! Главным тараканом Артема была его основная работа. Имея неплохие доходы с яхты, на которой развеселые туристы отправлялись смотреть дельфинов, он зачем-то продолжал служить в МЧС. Пенсию, что ли, обеспечивал? Дело хорошее, правильно Еремеич говорит, но ведь опасно… И грязно, и муторно, и тяжело поди. Отдашь за такого дочку, и вдову получишь.
Впрочем, эти самые соседские дочки не больно-то и рвались за него замуж.
«Страшный же он!» — кривились местные барышни. Старшее же население на подобные замечания досадливо хмыкало и заявляло, что с лица воду не пить. Все это Артему было прекрасно известно, общественное мнение в городе легко и быстро доходило до адресата, к тому же Артем время от времени брился и, стало быть, со своей физиономией в зеркале сталкивался. Зрелище, действительно, было не из приятных. Мало того, что природа слепила ему подбородок лопатой и хищный нос, лоб навесила совершенно гориллоподобный, глаза втиснула так глубоко, что не разглядеть ни цвета, ни выражения, так еще работа свое добавила. Расчищая очередной обвал, Артем рассек скулу и украсился вполне боевым шрамом. Несколько раз в пожарах обгорал, и последствия были видны на спине и на шее.
К тому же ему неохота было ходить в парикмахерскую, и он щеголял почти лысой башкой. Приплюснутые боксерские уши и внушительный затылок с парочкой рубцов добивали местных красоток окончательно. Впрочем, была еще одна деталь, которая приводила их в ужас.
Боязливые взгляды впечатлительных девиц ужасно раздражали Артема. Однако помимо землячек были еще курортницы, жадные до приключений и всяческой экзотики. Наверное, Артем как раз подходил под последнюю категорию — он страшно возбуждал приезжих дамочек своим зверским видом.
А они его очень забавляли. Правда, недолго. Потом соседи со смаком обсуждали, что очередной столичной штучке так и не удалось охомутать завидного жениха, и с нетерпением ждали новых представлений.
И спрятаться от вездесущих аборигенов было некуда. Пожалуй, это единственное, что отравляло Артему жизнь.
А в общем и целом бывший морской пехотинец, а ныне майор МЧС, считал себя человеком счастливым.
