– Сами они козлы, – автоматически огрызнулся Джейк. Значит, полностью оклемался. – Будешь слушать или перебивать? Тогда вали спать.
– А ты опять заорешь?
Взгляд Джейка в который раз метнулся к обрывкам.
– Не заору, не бойся. Самому, что ли, кошмары никогда не снились?
Я разлил по рюмкам остатки «Уайлд теркл», положил пустую бутылку на пол и ногой толкнул ее к Джейку под кровать.
– К мусорному ведру идти не буду, сам утром вынесешь. А если пообещаешь больше не вопить, утром и поговорим. Я спать хочу.
– Нет! – Джейк вскинулся, будто это не он только что предлагал мне «валить». – Не уходи! А то опять… Не уходи, пожалуйста!
– У тебя снотворное есть?
– Нет. Слушай, я все объясню. Только выслушай! Я ерзнул на твердом стуле, отпил глоток и кивнул.
Испуг, уходя, уволок за собой бодрость, меня действительно начало клонить в сон. Если рассказ затянется, усну прямо здесь. Спой мне колыбельную, дружок… Впрочем, на таком сиденье не уснешь. Который час? За окном темно, хоть глаз выколи, часы я вечером снял, а Джейковы где? Ни на руке, ни на тумбочке нет.
– Мне так хорошо писалось, – сказал Джейк. – Мысли потоком шли, у меня тут почти все время так. Думал, сегодня после выпивки усну быстро, а сам часа два писал без передышки, даже рука заныла. И так здорово получалось!
Он поднял правую руку и продемонстрировал мне красное пятно на пальце, след давления ручки. Удивил, нечего сказать: у него эта «профессиональная мозоль» и в Эл-Эй месяцами не сходила.
– А потом уснул – и все, о чем писал, увидел. – Джейк поежился. – Только не на чужой планете, а тут, в Моухее. Вот этот дом, спальня, а со страниц инопланетяне лезут. Как из луж выныривают. И вождь их…
Теперь он не просто поежился: вздрогнул и еще раз по-детски мотнул головой.
– Я его боюсь, Уолт. До смерти боюсь. А он с листа выбрался и прямо на меня попер.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Большой, темный… мохнатый, кажется.
– Медведь, что ли?
– Тебе бы такого медведя увидеть! – Джейк подтянул одеяло, завернулся в него и глубоко вздохнул. – Я свихнусь, Уолт. Если это не прекратится, точно свихнусь.
– Значит, чтобы не свихнуться, не будешь пару дней ничего сочинять. Утром погуляем до завтрака, потом – до обеда. Покажешь мне местные достопримечательности.
Джейк слушал меня, кивая, как ребенок, и это было неприятно. Я всегда питал уважение к бунтарям и не хотел видеть, как вечный бунтарь, проколотившись ночь в кошмарах, становится готовым на что угодно, лишь бы больше их не видеть.
Я пожалел, что в самом деле не купил по дороге снотворного. Ничего, завтра… то есть сегодня днем, выясню, есть ли в Моухее аптека, и если нет, съезжу в Гэлтаун. А заодно запасусь там виски. Почему-то вспомнилось предупреждение Делберта.
– Ложись и успокойся, – твердо сказал я. Примерно таким тоном говорила со мной в детстве мама, если я капризничал. – Все в порядке, не из-за чего психовать. Не думай об этом романе и сам не заметишь, как уснешь. Почитай про себя стихи, если хочешь.
Джейк покорно улегся. Натянул одеяло, опять-таки по-детски сунул ладони под подушку и, зажмурившись, пробормотал «спокойной ночи». Но когда я протянул руку к выключателю на дверном косяке, он крикнул:
–Не надо!
Я дернулся от испуга и рассердился.
– Хватит дурака валять!
– Извини. Но я подумал, ты сейчас свет выключишь. Не надо. Я здесь с первой недели сплю только при свете.
– Я днем найду телефон и позвоню Терри. Он знает пару дельных психоаналитиков.
Джейк хихикнул, показывая, что оценил шутку. Черта с два это была шутка! Но заводиться я не стал. Пусть хихикает. Пусть спит или орет, я в няньки не нанимался.
Кстати, может, в мой роман ввести няньку? Симпатичную молодую женщину, которая понимает героя… Нет, делает вид, что понимает, а на самом деле просто хочет отхватить себе богатого мужа. Герой поддастся, поверит и уедет с ней на уик-энд, а его жена…
Я уснул, не придумав, что бы такого подлого или благородного могла сделать жена. Она, между прочим, представлялась мне теперь похожей на Кэтлин О'Доннел. Хоть меняй все прежние описания! Может, и изменю… Когда проснусь.
Разбудил меня трубный голос миссис Гарделл. Она за что-то выговаривала Джейку, беззлобно, как любящая мать, но громко, как кавалерийский полковник. Что он отвечал, я не слышал. Поднялся, потянулся… Можно было бы еще часок поспать, я все равно не признаю пословицу о ранней пташке и червячке с тех пор, как мне Билли Родвэй растолковал, что сожранный червячок тоже рано поднялся,
