– Нет.
На настоящего друга всегда можно положиться! ' Держится так, будто забыл, как мы вместе надирались в университете, не посмотрев на часы, и как в тот день, когда Терри Прескотт сообщил, что мою вторую книгу берет «Схоластик Инк» (позвонил он, между прочим, в девять утра), я, не успев положить трубку, жестами показывал Джейку, чтобы он открывал шампанское. Через час мы перешли от шампанского к коньяку, и к тому времени, когда Терри приехал рассказать о договоре с издательством подробнее, подающий надежды молодой писатель лыка не вязал.
Но сказанному Джейком «нет» миссис Гарделл поверила. Слову, произнесенному настолько веско, сам Эдгар Гувер поверил бы. Кроме того, Джейк, кажется, забыл о своем ночном кошмаре. Ел картошку, держа вилку в левой руке, а в правой, естественно, была ручка—и сермахлонцы снова приглашали астронавтов на встречу с вождем.
Когда мы добрались до кофе (миссис Гарделл, не прекращая ворчать, удалилась, сообщив, что в обед принесет жаркое, и посоветовав нам погулять, вместо того чтоб глупости выдумывать), я убедился, что «кажется» было лишним приложением к слову «забыл». Джейк стал зачитывать мне написанное за завтраком и фразу
– Ты что, дословно помнишь, что ночью карябал? – спросил я.
– Ночью? – вытаращился Джейк. – Да я почти ничего ночью не написал. Перебрал вчера на танцах с выпивкой.
– А те листы, что я порвал?
– Какие листы?
Пришлось в двух словах объяснить, о чем я говорю. Джейк захлопал глазами:
– Что, правда? Наверное, миссис Гарделл обрывки убрала, пока я спал. А ты не врешь?
Я прикусил ноготь в качестве клятвы и показал на лист в его руке:
– То же самое, слово в слово.
– Да ну? – приличия ради Джейк изобразил удивление. И тут же расплылся в улыбке. – Такое с гениями случается, знаешь?
Гений! Со склада удобрений… Не соображает, что ли, что Нобелевку «за самый гениальный заскок» пока еще не дают?
– Сейчас не боишься, что со страниц монстры полезут? – хмыкнул я.
– Со страниц? – но он быстро сообразил, что к чему. – Это мне снилось? Ничего не помню, Уолт. Раньше помнил, а теперь – ничегошеньки. Видишь, как хорошо ты на меня влияешь.
– Ага. Амнезирующий окружающих живой организм. Можешь это куда-нибудь вставить.
Скажите, пожалуйста, кто меня за язык тянул? У Джейка глаза засверкали, как у ребенка, который в коробке с надписью «макароны» обнаружил модель звездолета.
– Амнезирующий окружающих, – пробормотал он. – Блин, Уолт… Живое существо, контакт с которым приводит к частичной… нет, к полной потере памяти… Уолт, ты тоже гений. Мы с тобой гении. На Сермахлоне будут такие животные. А чтобы восстановить память… Чтобы восстановить, надо…
На меня уставились уже ничего не видящие глаза. Звать этого одержимого на прогулку не имело смысла. Для очистки совести я все-таки предложил побродить часок, но ответа не получил: Джейк наискось по листу записывал названия сермахлонских растений, из которых можно приготовить зелье для восстановления памяти. Красавица сварит это зелье для капитана, и он вспомнит, что значит слово «Земля», а Джон Рассел в это время изловит амнезируюшего зверька, и зверек сам полезет к напитку, а когда он его выпьет, он станет… Черт, чем же эта сволочь станет? Ладно, потом. Пока зелье… Красавица пошла собирать травы…
Хотел бы я знать, а для восстановления психической нормальности на Сермахлоне ничего не растет? Я бы слетал за пучком такой травки, заварить Джейку вместо чая.
По накатанной колее я дошел до поля, которое расчищали Энсоны. Они не сразу заметили меня, двумя ломами выворачивая из земли настоящий валун. Как я вчера эту каменюгу не заметил? И почему отец обоих сыновей не берет работать? Пусть Дилан – любимчик, но хоть немного помочь мог бы. Впрочем, и без Дилана дело шло в хорошем темпе. Груда камней на краю поля по сравнению со вчерашним днем заметно выросла.
Я остановился возле нее и стал рассматривать серые бока камней, отмеченные выбоинами и украшенные прилипшей травой. На нижних травы было особенно много, она буквально облепила неровную поверхность. Слишком густой слой для обычных стебельков, налипших, когда камень катился по полю. Присев на корточки, я обнаружил, что эти куски валунов обросли мхом. Толстые пушистые стебельки не длиннее дюйма покрыли камни до половины, будто в махровое полотенце укутали. Я отщипнул один стебель, на ощупь оказавшийся не мягким, а колючим, поднес его к носу, но уловил только запах пыли. Крохотные иголочки кололи мне пальцы. Вот и верь после этого, что мох всегда мягкий. Книги обманывают нас с детства: все мои знания о мхах укладывались в несколько предложений из сказок вроде «устал Джек и прилег поспать на мох». Посмотрел бы я, как Джек на этом мху выспится!
Земля дрогнула, принимая вес нового камня, катящегося в мою сторону, и, едва я поднял голову, громоздкий валун дополнил кучу, тяжело ударившись о другую глыбу. Роджер Энсон выпрямился и вытер со лба пот. Его лицо налилось краской, дыхание сбилось. Я видел, как поверх набухших мышц на руках пульсируют вздутые вены.
– Самый здоровенный, – выдохнул Роджер. – Теперь быстрее дело пойдет. День добрый, мистер Хиллбери. Погулять вышли?
Делберт молчал. Он тоже запыхался и раскраснелся: валун они с отцом толкали вместе. Но если Роджер шумно дышал и массировал себе руки, его сын отвернулся, низко опустив голову. Спина слегка подрагивала, но мальчик старался не издать ни звука. Снова синдром побитого щенка.
– Здесь смотреть не на что, – сказал Роджер. – Голая земля да камни. Вы бы за холмы прошлись, там красивые луга. И небольшая рощица есть. Вон туда, к востоку идите.
