Райское место

Тошнота выплеснулась из горла на язык, оставшиеся в живых мухи зажужжали вдвое громче, а на потеке, протянувшемся через окно, вдруг тоже вздулись пузыри—и сложились в подобие человеческого лица.

Потому что вся эта гниль не так уж давно была человеком. Пока его не разрубили на части и не закрепили окровавленные куски плоти на кухне как символы… победы.

Я не думал, над чем или над кем была одержана эта победа. Вылетел из дому как ошпаренный, чуть не сбив столик в коридоре. Рвота заполнила рот и носоглотку, но у меня каким-то чудом нашлись силы выбежать со двора, и согнулся я уже на улице, ухватившись за забор. Делберт возник рядом как из-под земли. Мой вид не вызвал у него отвращения, и возможность испачкаться в отвратительных брызгах не пугала.

– Мистер Хиллбери, вы в порядке? – повторял он, стоя на расстоянии вытянутой руки. – Что вы там увидели?

– Что за дрянь? – пробормотал я, отплевываясь. – Как такое может быть в доме? Как они живут рядом с этим.

Я обращался то ли к самому себе, то ли к богу – точно не знал, но ответил мальчик:

– Ничего страшного.

Простота и уверенность его ответа привели меня в чувство, как поднесенный к носу нашатырь. Захотелось рассмеяться прямо ему в глаза. Но во рту и в горле еще слишком сильно жгло кислятиной, от смеха стало бы хуже.

– Ничего страшного, сэр, – повторил Делберт.

– Ты так считаешь? – я сплюнул в последний раз и выпрямился. Солнце поступило бы очень благородно, зайди оно сейчас за какое-нибудь облачко и перестань лупить лучами мне в лицо. Но, похоже, это было особое моухейское солнце, сволочное, как некоторые местные жители. – Эта кухня – помесь скотобойни с открытой могилой.

– Там чисто, – мотнул головой мальчишка. – Можете пойти проверить. У Маккини всегда дом вылизан, миссис Молли – страшная чистюля.

Я оглянулся на распахнутую дверь. Нет уж, этого порога я больше ни разу не переступлю. Плевать, что скорее всего Делберт прав и никаких разложившихся останков в доме Маккини нет, а изгвазданная кухня – такая же галлюцинация, как и раздавленные птицы.

– Я готов поверить, что у меня опухоль мозга, – буркнул я.

– Все нормально. – Делберт понизил голос до шепота: – Такое со всеми бывает, кто сюда приезжает. Три-четыре дня – и пройдет.

– Что «такое»? Ты хоть знаешь, о чем говоришь?

– Вы видите всякую мерзость. Трупы. Или части трупов. Чувствуете вонь. Одному человеку пару лет назад казалось, что у него ноги облеплены коровьими лепешками. Он из-за этого дрыгал ими, как ненормальный.

– И что дальше?

– Прошло. Мистер Риденс тоже в первые дни видел дохлых котов на пустом месте. Он сам мне это рассказывал.

– Со мной началось еще по дороге. Делберт пожал плечами.

– Наверное, вы особо чувствительный. Заранее уловили, что вас ждет. Ну, знаете, как люди, которые билет на самолет сдают перед самым вылетом, а через полчаса этот самолет разбивается.

Поверить в такую версию было если не легче, то приятнее, чем в опухоль мозга. Только слишком уж по-заговорщицки она прозвучала: Делберт говорил все тише и тише, последние слова еле удалось разобрать.

– Почему ты шепчешь? – спросил я. – Вокруг ведь никого нет.

Он отвел глаза и не ответил.

– А откуда эти глюки вообще берутся? – не отставал я. – Что здесь, воздух особенный?

– Спросите что полегче, – ощетинился вдруг Делберт. И как от участия – к злости, мгновенно перешел от шепота к крику: – Слушай, отец просил, чтобы вы ему помогли!

Окрик адресовался Дольфу Маккини, идущему к нам от ближнего поля по той самой тропинке, которая вчера увела от меня близняшек. Вспомнив о них, я почувствовал себя спокойнее. Отравленным местный воздух явно не был, раз, дыша им, вырастали такие красавицы.

– А ты какого хрена здесь торчишь? – еще громче удивился Дольф.

Его голос словно разбудил спящее королевство. Я услышал хлопки дверей у себя за спиной – как выстрелы дуплетом.

– Здравствуйте, мистер Хиллбери! – звонко выкрикнул юный голосок, серебристый, как волосы его хозяйки под солнечными лучами.

– Эге, мистер Хиллбери! – подхватил бас с другой стороны улицы. – Заходите, поболтаем!

Кажется, фамилия этого мужчины, стоящего на своем крыльце в гордой позе Хозяина (особенно эффектно выглядела растопыренная пятерня, не упершаяся, а скорее навалившаяся на тонкие перильца), была Стейн. Или Стайн. Имени я не помнил. И когда пожал его руку, не вспомнил.

От выстроенных полукругом домов к нам спешил, опираясь на трость, седой старик, а в паре ярдов за ним семенила Линда Биннс. Ей не мешало бы заглянуть в зеркало и расчесаться, перед тем как выскакивать на улицу. Дверь убогого домика в центре полукруга распахнулась секундой позже, и у меня отвисла челюсть. Я забыл даже о том, что со своего двора на меня глядят девочки О'Доннел: из домишка, похожего на сарай,