– Если отпустите со мной Делберта.
– Ему работать надо. И так вместо завтрака где-то шлялся.
– Это моя вина. Поверьте, Роджер, он мне очень нужен, – я постарался вложить в голос максимум убеждения.
– Зачем?
Пришлось повторить вчерашнюю выдумку о «консультации» насчет местной природы.
– Вы мне здорово помогли, —улыбнулся я под конец. – Хорошо бы, и сын ваш помог.
– Я помог? – искренне удивился Роджер. – Чем это?
Я выложил идею насчет сборника рассказов «Кроличья жизнь» (приятно уверенный, что Энсон не кинется тут же за ручкой или диктофоном. Общаться не с писателями – одно удовольствие).
– Почему кроличья, если вы о людях писать собираетесь? – Роджер удивился еще сильнее.
– Это метафора. В характере многих людей есть кроличьи черты. А у других – волчьи. Или змеиные. Понимаете?
Он повертел головой. То ли показывал, что я не совсем нормальный (ну и пусть, все равно в сравнении с Джейком я образец здравомыслия), то ли шея затекла.
– Один черт знает, мистер Хиллбери, зачем людей называть кроликами. Но если вы это помощью считаете, так я могу тысячу таких названий придумать. А что вы из них сделаете – ваша забота.
– Может, вас опишу.
– Зря, – он усмехнулся. – Я ведь обычный деревенский работяга, про таких читать никто не станет. И кино не снимут. Сейчас ведь книги зачем пишут? Чтобы потом кино сняли, верно?
Я пожал плечами.
– Для меня изданная книга дороже.
– Ясное дело, – кивнул Роджер. – В кино-то ваша фамилия в начале и в конце на секунду мелькнет, а на книжной обложке ее люди сто раз прочтут – каждый раз, как будут книжку открывать и закрывать.
Мне это преимущество книгоиздания перед кинематографом никогда в голову не приходило, и теперь я рассмеялся. Роджер тоже хохотнул.
– Небось большие деньги получите, когда книжку напечатают? – спросил он. – Сколько за название полагается?
– Тысяча, – улыбнулся я. – А за консультации – три.
– Так, может, я вас и проконсультирую? Чего будете на этого выродка время терять?
Он оглянулся и небрежно, походя хлопнул Делберта по затылку. Мальчишка вздрогнул, но пикнуть не посмел. И я тоже потерял дар речи. Ну ладно, миссис Гарделл вопила «выродок», многие старухи так себя ведут. Когда я был подростком, наша соседка-пенсионерка как только ни называла нас с Билли. Может, и «выродок» пару раз мелькнуло. Но чтобы отец вот так ни с того ни с сего обругал, еще и ударил! Я ничего не понимал.
– Не хотите? – по-своему истолковал мое выражение лица Роджер. – Тогда берите его на здоровье, мы в Моухее гостям ни в чем не отказываем. Но на три тысячи он вам точно ничего рассказать не сможет.
– Я подсчитаю, на сколько расскажет.
Шутить мне не хотелось, но и читать нотацию о гуманном воспитании человеку, который лет на двадцать меня старше – тоже. Лучше потом Джейка расспрошу, может, он знает, почему на мальчишку все отрываются.
– Иди! – приказал сыну Роджер. – И если будете идти мимо дома Маккини, скажешь Чарли и Дольфу, чтобы пришли мне помочь.
– Хорошо, папа, – пробормотал Делберт.
Маккини жили в доме с полосатыми гардинами, в том, что стоял за домом О'Доннелов. Близняшки сегодня не прогуливались по улице и во дворе не сидели, зря я заглядывал через деревянный забор. Делберт тоже посмотрел в ту сторону, но ничего не сказал. Мы с ним вообще шли по деревне, как похоронная процессия в миниатюре: ни улыбки, ни слова друг другу. Делберт смотрел себе под ноги и молчал, я тоже не мог придумать, с чего начать разговор. Не спрашивать ведь: «Рад, что от работы избавился?» Или: «Надеюсь, ты не рассчитываешь на гонорар?» Еще обидится. И расспрашивать о жителях Моухея тоже казалось рискованным. Если мальчишка унаследовал материнскую подозрительность, он беспардонного любопытства не потерпит. Об урожае, что ли, заговорить? В деревнях вроде бы положено обсуждать урожай и погоду. Погода отличная. В видах на урожай я разбираюсь меньше, чем во внутренней политике республики Конго. Ну и проблемка! Как бы до вечера молчать не пришлось.
Во дворе у Маккини, как и во всех остальных, было пусто. Я предоставил действовать Делберту, хватит с меня вчерашних приключений в чужих дворах. И черт его знает, принято здесь сразу идти к дому или из-за забора звать хозяев. Может, если войдешь, на тебя псина выскочит, которой рахитичный щенок, бегавший по болотам за сэром Баскервилем, в подметки не годится. Мне здорово повезло, что Энсоны во дворе волкодава не держат, а то остались бы от меня вчера одни ошметки.
Но Делберт не спешил входить или окликать хозяев. Остановился перед калиткой и тупо смотрел на дверь – Тезей-недоросток перед входом в лабиринт, который вдруг обнаружил, что потерял подаренный подружкой клубок мохера.
– Долго ты намерен тут стоять? – спросил я.
В ответ мальчишка дернул плечом, вздохнул и взялся наконец за калитку. По дорожке к крыльцу он буквально тянул ноги. Убедившись, что держать волкодавов здесь не в моде, я пошел следом. Перед дверью Делберт снова застыл. Пару секунд простоял в полном ступоре, потом вдруг закрыл лицо ладонями и
