Невидимое присутствие Ленина ощущается вплоть до самого дня переворота: два его соратника, Рязанов и Каменев, возражавшие против восстания, «испытали на себе всю страшную силу ленинской аргументации»[174]. В конце концов, Ленин появляется на чрезвычайном заседании Петроградского Совета, созванном Троцким 25 октября: его встречает «громовая овация». Подробно Рид описывает Ленина только однажды, на заседании Съезда Советов в тот вечер:
«Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина — великого Ленина среди них. Невысокая, коренастая фигура с большой лысой, крепко посаженной головой и выпуклым лбом. Маленькие глаза, широкий нос, крупный благородный рот, массивный подбородок… Потертый костюм, немного не по росту длинные брюки. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, быть может, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать глубокий анализ конкретной обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости ума».
Когда Ленину предоставили слово, его встретила нараставшая овация, длившаяся несколько минут. После его начальной фразы: «Теперь пора приступать к строительству социалистического порядка!» раздался «новый потрясающий грохот человеческой бури». Только в данном эпизоде Рид описывает Ленина как читаемого лидера:
«тысячи простых лиц напряженно смотрели на него, исполненные обожания»[175].
Изображение Рида расходится с характеристиками Ольминского. Рид дает лишь одно-единственное описание Ленина и относит его харизматическое воздействие на счет могущества интеллекта. Это, несомненно, должно было понравиться Ленину, если он обратил внимание на этот абзац.
В 1919 г., когда Ленин читал книгу Рида, перед ним стояло множество неотложных задач, и он вряд ли стал бы тратить время на придирчивое изучение описаний собственной личности. Поэтому нельзя сказать с уверенностью, что выпячивание его в качестве обожаемого лидера должно было прийтись ему по нраву. Наверняка гораздо более существенной представлялась Ленину вся изображенная картина в целом: если сам он незримо воодушевлял партию, побуждая ее к революции, то плотью партии являлись массы — массы, к которым он обращался с речью на страницах книги Рида. Широкие массы видели его непосредственно не слишком часто — даже после того, как он стал главой государства.
В первые десять месяцев после Октябрьской революции Ленин редко показывался на публике — помимо собраний, на которых произносил речи. Крупская вспоминает, что в первые недели большевистского правления «никто не знал… Ленина в лицо. По вечерам мы часто… прогуливались вокруг Смольного, и никто его не узнавал, так как портреты его тогда отсутствовали»[176]. Первый официальный фотографический портрет Ленина был сделан в январе 1918 г.: это реалистическое изображение крайне усталого человека[177] . Портрет был воспроизведен на первом печатном плакате с изображением Ленина. Скупой и строгий по стилю, плакат содержал, помимо имени Ленина, лишь обозначение занимаемого им правительственного поста[178]. В том же 1918 г. Петроградский Совет выпустил рекламный плакат своего официального печатного органа — газеты «Известия» — в котором Ленину отводилось первостепенной важности место как основоположнику новой власти: на листе были симметрично расположены два портрета одинаковой величины — портрет Ленина и портрет Маркса[179].
В печати имя Ленина также особо не выделялось: лишь вскоре после установления Советской власти нового лидера почтили в «Известиях» коротким биографическим очерком[180]. Появились и стихи: 29 октября 1917 г. «Правда» напечатала стихотворение, посвященное «непримиримому борцу за пролетарские идеалы, товарищу Н. Ленину». Стихотворение воспевает речи Ленина, сочетающие в себе «солнышка ласки» и «призывной набат»[181]. Другое стихотворение, опубликованное тремя неделями позже в «Солдатской правде», представляет собой одну из первых попыток создать хвалебный гимн новому главе государства:
Привет народному вождю
Самым причудливым образцом ленинианы этого периода является стихотворение Демьяна Бедного, еще до революции примкнувшего к большевикам и ставшего их придворным поэтом. Озаглавленное «Вождю», стихотворение, будучи дежурным произведением, приуроченным к празднованию Первомая 1918 года, перенасыщено религиозной образностью: «Ты был за дальнею границей, / Но духом с нами был всегда, — / Росла, страница за страницей, / Святая Библия труда». Каждый новый день несет с собой, продолжает поэт, вспоминающий 1917 год, опасность «открытого удара / И козни тайные иуд»[183].
Иуды не объявились, однако 30 августа 1918 г. на Ленина было совершено покушение. Последствиями покушения стали кровавые репрессии и массовые расстрелы в ЧК, названные большевистской печатью «красным террором». Эти события положили начало бурному росту ленинианы, обозначив собой первый всплеск непомерного восхваления, исходившего одновременно из разных источников. Именно тогда и начал постепенно складываться культ вождя.
Центральная печать немедленно развернула пропагандистскую кампанию, клятвенно обещая отомстить за враждебные происки. Урицкий всячески превозносился в стихах и дифирамбах как «народный вождь»[184], однако главное внимание пропаганды было сосредоточено на Ленине. С первым официальным откликом на покушение выступил Яков Свердлов, председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Назвав Ленина «истинным вождем рабочего класса», Свердлов заявил, что «роль тов. Ленина, его значение доя России и рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран». Свердлов дал клятву, что в ответ на эти выпады
