Мейер скрыл улыбку, и я не поняла: разгадал ли он мою игру или принял меня за эпигона Рауля.
- Значит, ты моя единомышленница! — серьезно объявил Рауль.
- Правда? Разве вас… разве на тебя тоже влияет лунный свет?
- Да.
Я даже не попыталась уклониться, когда попросили что-нибудь прочитать. Ну что ты скажешь! Вот бы какой-нибудь разумный человек — например, Мярт, или Тийт, или мой отец — посмотрел, как я заунывным голосом декламировала: 'Полумесяц, твоя серебристая плесень…', а остальные слушали жутко серьезно. Рауль даже закрыл свои лохматые глаза! К счастью, никто не потребовал других «вещей» — так, с ходу, ничего «удивительного» не пришло бы мне в голову…
Рауль предложил, чтобы мы пошли к нему 'в резиденцию', где будет удобнее говорить о поэзии.
До «резиденции» Рауля было ужасно далеко. По дороге я придумывала, изобретала рифмы, вроде: резиденция — до рези день сиял. Они могли еще понадобиться.
ГЛАВА 11
В комнате Рауля был невероятный беспорядок: старомодная мебель, театральные афиши, стопки книг и фотографии. Повсюду — на стенах и даже на потолке — были нарисованы большие миндалевидные глаза.
Честно говоря, я ждала, что все здесь будет выглядеть совсем иначе. Не было во дворе овчарки, сам «дворец» оказался обыкновенным деревянным домом с мансардой — только теплицы высились в саду, как стеклянные горы.
Рауль усадил нас, принес шесть чайных стаканов и кувшин с каким-то напитком.
- Это сима! — с гордостью сказал Рауль. — Старинный напиток, содержит в себе прозрачный сок северных берез и сладкий изюм юга.
Рауль задернул окна гардинами и зажег свечи. Сам он присел на корточки около одной из свечей и выглядел довольно сатанински.
- Не очень-то заводись, — призвал его к благоразумию Айн. — Послезавтра экзамен, помни.
- И есть же люди, которые не в состоянии выключаться из действительности! — Рауль вздохнул. — Ты, Айн, один из них.
- Ну да, стипухи тебе все равно не видать.
- Мы ведь не живем, чтобы учиться, а учимся, чтобы жить, — ответил Рауль.
…Да, Стийна была верной ученицей Рауля, и как только он попросил ее прочесть новые стихи, она послушно достала из сумки свою общую тетрадь в розовой обложке и принялась тихонько декламировать.
Рауль поставил перед нею на стол свечу в виде шишки, на полках позади Стийны он поместил две обычных хозяйственных свечки.
Когда Стийна кончила читать, Мейер спросил:
- Ты что-нибудь уже опубликовала?
Стийна не успела ответить, потому что Рауль сказал:
- Стийна пишет немного вроде Деборы и немного вроде Минни. Конечно, в ней есть что-то и от Вийви, но в более зрелом, городском периоде.
Принялись обсуждать, на чьи стихи больше похожи «вещи» Стийны и кто на нее повлиял. Прошло довольно много времени, прежде чем я догадалась, что тут называют всех знаменитых поэтов и поэтесс по имени. Может быть, они действительно были их близкими знакомыми? Стийна сидела, опустив глаза в пол, и молчала.
Я подумала: как Стийна может слушать все это, не возражая? Если она считает, что ее стихи никогда не достигнут уровня стихов Рауля, как же она позволяет сравнивать себя с Вааранди, Нурме, Луйк и Мерилаас? Или это ей льстит? Но, может, над ней просто насмехаются?
И тут я неожиданно вспомнила, что, кажется, читала одну повесть Пеэта Мейера. Спросила:
- Скажите, Пеэт, 'Два барьера' — ваша книга?
- Моя, — Мейер улыбнулся. — Читала?
- Господи! Но ведь это же совершенно нормальная повесть!
Мейер посмотрел на меня, скрестив руки на груди, затем рассмеялся.
- Время Пеэта еще не пришло, — уверенно объявил Рауль, и мне жутко захотелось спросить: 'А твое время уже пришло?' — Пеэт еще слишком мало страдал. Земные заботы поглощают его.
- Какие заботы?
- Жена и ребенок. Настоящий творец должен быть свободен от каких бы то ни было земных обуз.
Рауль умел говорить красиво — это так. И свои стихи он читал красиво, слова звучали напевно — слушаешь и не вникаешь в смысл.
Аэт восторженно вздохнула. Вот так, теперь и она заворожена 'удивительными вещами'. Я словно попала в замок Спящей красавицы — все спят, лишь я одна бодрствую. Или… Может, только я одна сплю? А может, просто я тупица, которая никогда не сможет понять стихи, удивительные стихи? И тут вдруг я вспомнила, что Рауль поджигал елки, и во мне воспрянула прежняя злость.
- По-моему, в них все же очень много от Эдуарда, — нарочно подделалась я под общий тон.
Никто ничего не сказал. Затем Аэт стыдливо спросила:
- Какого Эдуарда?
- Эдуарда? Ну Вильде[14]. Разве же вы еще не проходили 'Крестный брат Иоханнес'?
Мейер прыснул.
- Между прочим, 'Единоплеменник Иоханнес', если уж быть точным, — сказал он.
По лицам остальных было понятно, что мне удалось величайшее осквернение святыни. План моей операции был таков: как можно больше выставлять Рауля в дурацком свете, чтобы Стийна увидела наконец, кто он на самом деле. Теперь этот мой план полностью провалился. Рауль больше ни за что не поверит, что я действительно пишу лунные вещи… Но нашему диспуту был положен мгновенно неожиданный конец.
Выкрашенная черной краской дверь распахнулась и осталась настежь раскрытой. В комнату ворвалась крупная немолодая женщина, уперлась руками в бедра и спросила угрожающе:
- Ах, вот как выглядит учение в тишине и одиночестве?!
Я наслаждалась всеобщим замешательством.
Рауль осмелился наконец представить нам женщину:
- Вирве, моя тетя. Хозяйка этого дома. Работает в торговле. А они тут… мои коллеги, литераторы… Позволь угостить тебя симой.
