показывала сквозь потаенное отверстие камеру и подсудимых (дам в камеру перов не пускают). Она уверяла их, что сегодня уже не будет открытого для публики заседания, что перы хотят непременно кончить суд, хотя бы заседание должно было продолжаться за полночь, что референдарий и обед для них заготовил: следовательно, мой билет был для меня бесполезен. Поболтав с М‹ейендорфшей›, пошел разносить карточки и себя по Сенжерменскому предместью; поболтать у Мортемарши; она пользуется правом, тобою ей данным, и медленно спешит отвечать тебе.

От нее к m-me Recamier, в которой нашел ужасную перемену, продолжительным нездоровьем произведенную; но мила по-прежнему, и я подосадовал на самого себя или на свои архивские хлопоты, что так долго лишал себя этой беседы. Шатобриан, говоря о Франции, о теперешних обстоятельствах и проч., оживился каким-то необыкновенным жаром: тут был Баланш, всегда остроумный и откровенный наблюдатель, Beaumont, сотрудник Токевиля, Chateauvieux, писатель женевский и секретарь Государственного совета, который привез нам свежие вести из камеры депутатов о возможности сложения старого министерства на новый лад. Прения наши начались о политических партиях, о влиянии оных на салоны и на все общество парижское; вспоминали давно прошедшее. M-me Recamier рассказала как _в старину_ встречались у нее бареры с роялистами и не расстроивали салона, что даже и в мое время, в ресторацию, люди различных партий и совершенно противоположных мыслей, Mathieu Montmorancy с издателями 'Constitutionel' и т. п., сходились у ней и у того же камина любезничали и грелись, но что теперь этого сближения лиц, без сближения мыслей, нет уже более, что она часто в большом затруднении от встреч разнородных, хотя и одного и того же класса общества: именно сие разномыслие в том же классе и причиной большего, хотя и не сильного ожесточения. Шатобриан прекрасною фразою резюмировал ее замечание. Но я заспал форму оной, ибо вчера записать не успел: Les Royalistes se rencontraient avec d'autres partis; maintenant ils se rencontrent avec eux-memes, но в разных оттенках, и ожесточение сильнее. Удивлялись энтузиазму Ламартина к Фиески: он бывает почти на каждом заседании камеры перов. Тем лучше: впечатления суда и фанфаронства злодея передает он в стихах сильных, и поэзия найдет если не новые образы, то новые наблюдения в психологии. Я проболтал до 6-го часа у _милой_ par excellence, и от Фиески перешли мы к сен-симонистам, к немецкой философии и проч. и проч. Поутру звала меня на приятельский обед Thecla‹Шувалова›, en s'excusant de la tardive invitation, я отвечал, qu'en poesie, comme en fait de bon diner, le terns ne faisoit rien a l'affaire, и явился. Туда принесли нам и вечернюю газету с известием, que 'la seance a ete levee pour etre reprise demain dimanche a une heure'. Фиески не успел говорить в последний раз; последнее слово еще не вымолвлено, и я, отзавтракав поранее и пробежав колонны 'Курьера', в 11-м часу буду уже в камере перов…

Кончил вечер на бале у m-me Ancelot; субботнюю вечеринку на масленице превращает она в бал, где толпа всякой всячины, со всех концов Парижа, всех мнений и всех академий и проч., в комнате двухоконной толкалась в кадриле; но потолковав с Монмерке об Историческом бюллетене и о рукописях о России, с Мериме о литературных новинках, в полночь я был уже в постели с двором Людвига XIV, который все еще царствует, кажется, кое-где в закоулках Сен-Жерменского предместья. Но пора в камеру- оттуда, если участь Фиески и процесса кончится до 7 часов вечера, отправлюсь на фамильный обед к гр. Шленкур (Шувал‹овой›), если нет, то останусь до самого нельзя. Турецкий посол дает обеды и льет шампанское; вчера угощал он здешних ученых; само собою разумеется, что ориенталист Sylvestre de Sacy был одним из почетных гостей его. Досада на тех, кои вторят еще с Вольтером: 'C'est du Nord aujourd'hui que nous vient la lumiere', - заставляет журналистов превозносить цареградского мецената.

3/15 февраля. Кое-как добрел я домой, встречая маски и блестящие экипажи, кои провожали масленицу. Народное веселье меня как-то потревожило. Но скоро заболтался и я за обедом с поэтом Gans, который в саратовских степях у Скорятиных написал два волюма стихов, между коими и поэма 'Моисей'. Кажется, в стихах есть и поэзия. Тут же был и издатель записок du Due de Crequy. Кончил вечер у С‹вечи›ной, и, точно, хотелось _отвести с ней душу_ и поверить впечатления, полученные поутру.

Ганс, учитель Скорятиных, читал нам вчера из одного своего волюма перевод 'Цыганов'; кажется, очень верно и удачно переведено.

16 февраля. Вчера расплатился я с писцами в архиве - и унес из моей каморки все мои бумаги! На моем столе работает уже Bignon! Вы скорее прочтете, вероятно, его умную компиляцию, нежели мои голые выписки; но для русских мои вряд ли не любопытнее?

Между тем сияет весеннее солнце; народ толпится на всех улицах: я встретил _жирного быка_, le boeuf gras (в 3000 пудов), покрытого бархатно-атласным покрывалом и погремушками, в сопровождении музыки, паясов, жандармов и франкониевой кавалерии: шумно и как будто весело, а воображению чудится Фиески босый и под черным покровом и вдали три головы на воздухе! Досадно, что эта кровавая площадь в соседстве Pere Lachaise (кладбище): там иного рода воспоминания, там грусть и печаль без ужасов; иду толкаться в толпах народа: авось встретим - быка! Может быть, ввечеру в маскерад - к Мюсару; но вряд ли? В салоне С‹вечи›ной приятнее, и в моем кабинете тише и даже забавнее, ибо Сен-Симон рассказывает мне важно важные пустяки двора важного Лудвига XIV.

17 февраля. Вчера был последний день здешней масленицы и первый - парижской весны. Солнце блистало. Я встретил _жирного быка_, коего угощал один мясник вином, перед лавкой своей, увешанной говядиной и гирляндами. Оттуда гость с шумными своими провожатыми отправился с визитами к королю, министрам и по Сен-Жерменскому предместью, где в некоторых старинных домах никогда не отказывают ему в угощении. Везде дарили и деньгами Амура, который сходил для принятия даров с колесницы своей. В три часа я отправился бродить по булеварам, где экипажи тянулись в два ряда (ливрейные имеют право занимать, с масками, средину). Толпы теснились по обеим сторонам булевара. Окна унизаны были зрителями и шляпками. Маски, фуры и коляски с разноцветными костюмами, кавалькады тянулись от храма Магдалины до Бастилии. Полиции мало, порядок сохранялся сам собою, почти как в Риме на святой неделе, где во все время не случилось ни одного несчастия и где еще теснее булеварной масленицы. Одна из многолюднейших фур с масками заехала к Тортони; из окон началась с толпою перестрелка букетами, конфектами, апельсинами; Тортони затворил ставни. Мы прогуляли до 5 часов. Ввечеру маски разъезжали с факелами. Я отказался от Мюсара и провел вечер в чтении Токевиля о _демокрации_ (в Америке). Талейран называет его книгу умнейшею и примечательнейшею книгою нашего времени, а он знает и Америку, и сам аристократ, так, как и Токевиль, которого все связи с Сен-Жерменским предместьем. {8} Вы согласитесь с заключением автора. 'On remarque aujourd'hui moins de difference entre les Europeans et les descendans du nouveau monde, malgre l'ocean qui les divise, qu'entre certaines villes du treizieme siecle qui n'etaient separees que par une riviere. Si ce mouvement d'assimilation rapproche des peuples etrangers, a plus forte raison il s'oppose a ce que les rejetons du meme peuple deviennent etrangers les uns aux autres' и т. д. Автор кончил сближением двух противоположных народов - русских и англо-американцев: 'Leur point de depart est different, leurs voies sont diverses; neanmoins chacun deux semble appele par un dessein secret de la Providence a tenir un jour dans ses mains les destinees de la moitie du monde'.

Вчера сияло солнце и грела нас весна: сегодня пост и пошел снег. На улицах кое-где запоздалые провожают масленицу. Кухарка наша возвратилась с балу в 6 часов утра.

Без масленицы не узнаешь вполне Парижа. Нигде нет такой суматохи: все пляшут, почти в каждом доме бал, по крайней мере в известных кварталах. Работница а 25 sols par jour, несет последний франк на бал и в нарядную лавку. Пьяных меньше, но веселых более. Уверяют, что никогда еще такой свалки экипажей и пешеходов не бывало на гуляньях и в маскерадах. Начнутся проповеди в Notre-Dame и в главных церквах, но посетителей будет более из высшего класса. В воскресенье в Notre-Dame начнет свои поучения Лакордер, экс-сотрудник Ламене. Надобно заранее запастись местом, иначе не услышишь его. Постараюсь не пропустить ни одной проповеди. Есть и другие духовные ораторы, но менее блистательные.

Я видел сейчас в мастерской m-me Lefranc, племянницы m-me Lebrun, сходный портрет Жанена и актрисы Volny (т. е. Leontine Fay) в роли еврейки, когда она пишет роковое письмо. Сходства много; отделка золотом шитого белого платья прекрасная, и в портрете бледная белизна оригинала. Не могу привыкнуть ни к здешним выставкам, ни к здешним картинным галереям после итальянских.

Полночь. Старец Буонаротти (потомок Микеланджело) обедал у нас. Он живая хроника последнего полувека; 9 вот вкратце жизнь его. Он был в молодости другом тосканскаго преобразователя Леопольда и до революции еще, оставив отечество, приехал во Францию. Здесь обольстили его первые идеи революции: он написал к Леопольду, отсылая ему Тосканский орден его, что он душою и помышлением принадлежит тогдашней Франции и не может ужиться в отечестве. С тех пор действовал он в сфере, в которой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату