уже принимал смелость писать к вам с двумя его родственниками, которые должны были путешествовать по Германии; но путешествие их было отложено по болезни и письмо мое возвратилось ко мне по прошествии двух или трех месяцев. - Итак я покушался познакомиться с г. Гете и прежде лестного его обо мне отзыва.
Все поклонники гения и литературы радуются тому, что один из величайших писателей европейских при жизни наслаждается счастливою и почетною тишиной и окружен всеобщим уважением. Ненависть уготовила преждевременную кончину бедному лорду Байрону, который пал в цвете лет, унося навсегда с собою столько надежд и ожиданий. Я знаю, что он почитал за счастие честь, которую вы ему оказали, и имел сознание того, чем был обязан человеку, которому все писатели нынешнего поколения так много обязаны и должны смотреть на него с сыновним почтением.
Я подал новое доказательство тому, что, подобно другим адвокатам (по крайней мере как о том ходят слухи), я не обременен излишнею скромностию, обратясь к гг. Трейтелю и Вюрцу с просьбой найти средство доставить вам беглый или, лучше сказать, скучный опыт о жизни Наполеона, {7} того замечательного человека, который в продолжение многих лет имел столь грозное влияние на свет, ему покорный. Не знаю, не обязан ли я ему в некотором отношении с тех пор, как он заставил меня носить оружие в продолжение двенадцати лет, которые я прослужил в одном из наших отрядов и назло хромой ноге моей сделался хорошим ездоком, охотником и стрелком. Впоследствии эти способности немного изменили мне; ревматизм, печальный недуг нашего северного климата, простер влияние свое и на мои кости. Однако же я не имею права сетовать, видя, как сыновья мои пользуются теми удовольствиями, которые я оставил. Старший командует эскадроном гусар, что много во всяком войске для молодого человека двадцати пяти лет. Меньшой недавно получил степень магистра в Оксфорде и возвратился на несколько месяцев ко мне до вступления своего в свет. Богу угодно было лишить меня их матери, и потому меньшая дочь моя занимается домашним хозяйством, а старшая замужем и имеет свое собственное семейство. Таковы семейные обстоятельства того, о ком вы так обязательно осведомлялись. Впрочем, достаток мой позволяет мне жить по моим склонностям, невзирая на некоторые весьма чувствительные потери; я имею прекрасный древний замок (новодревний) с большою залою, наполненною оружиями, которые в самом Гокгаузе были бы не лишними, и огромным псом на страже. В этом замке всякий приятель барона Гете будет всегда принят добрым гостем.
Однако же я забыл того, кого не забывали при жизни его. Надеюсь, что вы простите недостатки моего сочинения во внимании намерения автора быть беспристрастным к памяти сего необыкновенного человека столько, сколько могли позволить ему вечные предрассудки его острова.
Вынужденный поспешно воспользоваться случаем писать к вам с отъезжающим путешественником, я должен ограничить себя тем, чтобы пожелать барону Гете продолжения здоровья и спокойствия и подписаться искренно его признательным и покорным слугою:
Вальтер Скотт.
XV. ХРОНИКА РУССКОГО В ПАРИЖЕ
18/6 декабря 1837. С террасы близ Риволи видел я приезд короля и фамилии к крыльцу камеры. Vive le roi и пушки оглашали воздух. Я получил билеты для входа в камеру, когда уже нельзя было войти в нее. Там было более дам, нежели мужчин: жены и дочери новых депутатов хотели видеть вступление на политическое поприще мужей и отцов своих. Публичные трибуны наполнились в одну секунду. Уже накануне с вечера и в полночь длинный ряд мужчин тянулся у входа в камеру, ожидая открытия дверей на другой день в 10 часов утра! Когда-то и я покупал места в этом ряду за 5 франков и более. Речь короля уже во всех вечерних журналах была напечатана, и во всех салонах о ней только и говорили.
4 генваря 1838/23 декабря 1837. В нравственно-политической академии было годичное собрание. Посылаю программу, что в нем происходило. Биография Редерера, читанная Mignet, напечатана в первой книжке сего года de la 'Revue des deux mondes'. {1} Росси, познакомивший нас с главными недостатками гражданского французского кодекса и с требованиями века в отношении к сему праву, сказал мне, что так как читанное им рассуждение представлено было им самой академии и будет ею напечатано в актах, то особого издания и не печаталось, и в журналы оно поступить не может.
В нем олицетворился истинный академик XIX века, который обязан обращать ученость свою на пользу общества, приноравливать ее к требованиям, к нуждам сего общества. Он умел сухие предметы гражданского уложения оживить так, что даже дамы слушали со вниманием критические замечания его на недостатки некоторых политических постановлений в сем праве, недостатки, несовместные с успехами французского просвещения, нравственности, даже самой промышленности. Профессор-академик сделался законодателем или наставником законодателей. Если противники министерства Броглио и Гизо восставали на них за то, что они некоренному французу вверили кафедру политического права во Франции, то он устыдил врагов своих таким живым участием и полезным исследованием в предметах существенно отечественных и народных и таким убедительным доказательством пользы занимаемой им кафедры.
Mignet читал похвальное слово графу Редереру с чувством. Он хвалил в нем администратора, патриота, автора, слегка коснулся недостатка в книге Редерера 'Louis XII et Francois I, ou memoires pour servir a une nouvelle histoire de leur regne', с перепискою Редерера и Дарю. Но похвала книжки 'Sur la societe polie' {2} едва ли не лучшее в панегирике Минье. Редерер не продавал книгопродавцам, но раздавал приятелям книги свои.
Кстати о книгах. Сальванди, министр просвещения, прислал мне вчера 9 квартантов с приложениями одного атласа и трех тетрадей с французскими древностями, печатаемых на счет правительства. За два года перед сим получил я от Гизо чрез Тьера 4 квартанта Mignet и хроники норманские. Новый дар есть пополнение старого. Между ними:
1. 'Histoire de la croisade contre les heretiques albigeois, ecrite en vers provencaux par un poete contemporain', переведенная и изданная Фориелем.
2. 'Ouvrages inedits d'Abelard pour servir a l'histoire de la philosophie scholastique en France', par V. Cousin. В предисловии Cousin показывает влияние парижского университета на схоластику средних веков и участие Абеляра в сем влиянии. 'Et il ne brilla pas seulement dans l'ecole; il emut leglise et l'etat; il occupa deux grands conciles; il eut pour adversaire St. Bernard, et un de ses disciples et de ses amis fut Arnold de Brescia. Enfin, pour que rien ne manquat a la singularite de sa vie et a la popularite de son nom, ce dialecticien, qui avait eclipse Guillaume de Champeaux, ce theologien contre lequel se leva le Bossuet du XII siecle, etait beau, poete et musicien; il faisait en langue vulgaire des chansons qui amusaient les ecoliers et les dames; et, chanoine de la cathedrale, professeur du cloitre, il fut aime jusqu'au plus absolu devouement par cette noble creature, ecrivit quelquefois comme Seneque, et dont la grace devait etre irresistible puisqu'elle charma St. Bernard lui-meme. Heros de roman, bel-esprit dans un temps barbare, chef d'ecole et presque martyr d'une opinion, tout concourut a faire d'Abelard un personnage extraordinaire'. Сочинение Абеляра, изданное Кузенем, называется 'Sic et non'. Это любопытный памятник ума философского и, следовательно, независимого в XII веке. К кафедре Абеляра стекалось столько слушателей, не только из Франции, но из всей Европы, что в Париже недоставало квартир для них, ни гостиниц! Абеляр, можно сказать, создал французскую схоластику, которую Декарт разрушил в XVII столетии.
3. 'Memoires militaires relatifs a la succession d'Espagne sous Louis XIV', par de Vault et Pelet, general. 2 квартанта с картами всего театра войны за испанское наследство. Эта книга служит дополнением истории негоциации о испанском наследстве Минье, коей два тома уже прежде вышли. В них депеши Катина, Буфлера, Вобана, Вилларса и прочих 'eleves de Turenne, et qui, par lui, se rattachaient a l'illustre ecole des Nassau et des Gustave'. В их переписке 'la guerre devient un art sublime dans ses hautes parties'. Карты, к сей истории войны принадлежащие, по мнению знатоков, не так удачны, да и едва ли не бесполезны, ибо кому во всей подробности неизвестны те земли, кои были театром сей войны? Многие жалеют об издержках, на сей атлас употребленных.
4. 'Paris sous Philippe-le-bel, d'apres des documens originaux, en 1292', publ. par Gerard. Рукопись,