многое негодовал на английское правительство и даже готовился к войне, - Франция мирила нас. История представляется здесь совсем в ином виде, нежели в обыкновенных обозрениях главных событий в государствах: ясно видны тайные политические замыслы, первые, так сказать, зародыши важных исторических происшествий, пружины, коими приводили тогда в действие государственные машины, талант действовавших лиц и правила кабинетов. Для нас, русских, рисуются тени - столь слабо обозначенные в наших собственных исторических материалах - Головкиных, Ягужинских, Меншиковых, Остерманов и наконец Петра, о коем говорят иностранцы: правители и министры, послы и агенты всякого рода, не всегда с равным беспристрастием, но всегда с каким-то невольным, вынужденным энтузиазмом к необыкновенному, великому, везде и во всем являющемуся. Странное действие производит явление Петра на театре мира и в постепенном наблюдателе тогдашних событий, при хронологическом чтении сих актов! Вы видите сначала, даже и при самом Петре, в Москве несколько частных покушений торговых обществ и возникающие из сего материальные интересы, покровительство, оным оказываемое, и какое-то осторожное, неохотное сближение, сперва с частными лицами, потом и с правительствами, и вдруг читаете вы депеши Потемкиных, Матвеевых, Кантемиров, Куракиных, Долгоруких и видите уже обдуманную, опытную политику Остермана и, повторяю, - везде и во всем Петра! Европейские кабинеты вдруг заговорили о нем, о России уже, а не о
Из сих актов внутренняя история России также делается нам известнее: каждая перемена в образе управления, каждая осуществленная мысль Петра были замечаемы дипломатами, и документы деятельной жизни его, внутри России и вне оной - грамоты на бессмертие - прилагались часто к депешам. Тогдашние правители Франции дивились. То, что для них иногда помрачало исторический, нравственный характер Петра изъясняли они необходимостию, не любили, унижали русских, но - извиняли Петра. Смерть его произвела в тех дворах, с коими он был в непосредственном сношении, необыкновенное, разительное действие. Описание последней болезни его читает русской с какою-то досадою: кажется, так легко было спасти его! Он хотел быть сам своим доктором; истинная болезнь его была долго тайною и для самых приближенных. Его лечили только наружными средствами; неосторожность его усиливала болезнь. Доктор- итальянец брался излечить его, но ему не доверяли. Приближение смерти Петр Великий ознаменовал подвигами милосердия: он велел освободить пленников из тяжкого заточения - воля его была в последний раз исполнена с точностию. Приближенные не надеялись, но страшились и за него и за столицу, ибо войско давно уже не получало жалованья. При дворе были партии. Хотя Петр и короновал незадолго перед тем Екатерину, но не все были за нее: хотели регентства. Вероятно, пример Франции действовал тогда на государственные умы в России. В 5 часов утра Петра не стало. Провидение указало ему - не России - предел. 'Европа назвала его Великим', - сказал наш незабвенный историограф.
Простите мне сие невольное отступление от предмета письма моего. Мне советуют не заживаться в Париже, но я в Париже заговариваюсь о России, - заговариваюсь, но только в письмах.
К несчастию, я возвратился сюда, когда уже Королевская библиотека заперта для публики и все библиотекари пользуются вакантным временем с 1 сентября до 15 октября. - Я не могу до сего срока брать оттуда рукописей и отдавать их переписчикам, а там также много любопытных актов, относящихся до России прежде Петра I.
Париж 18/6 сентября.
В последние дни я занимался отобранием в архиве Королевской библиотеки тех документов, коих переписка должна начаться с 15 октября, когда снова библиотека откроется для публики. До тех пор начальник сего архива Шампольон-Фижак позволяет мне приходить в архив один раз в неделю, а иногда и два раза, когда он сам там бывает. Он показывал мне тот самый экземпляр записок о России Манштейна, коим пользовался Вольтер при сочинении истории Петра I. Он подарен Фридрихом II лорду Марешалу, который передал его историку Юму, а Юм подарил его известному литератору Сюару, коего рукою все сие отмечено на заглавном листе рукописи. По кончине Сюара букинист купил его бумаги и продал недавно сию драгоценную рукопись здешней Королевской библиотеке. Печатные записки Манштейна совсем не так полны, как сия рукопись, с поправками и пополнениями рукою Манштейна. Сии записки содержат любопытные материалы для русской истории впервой половине XVIII столетия. Так как действ, статский советник Аделунг имел также полный экземпляр сей рукописи, то вчера я писал к нему с попутчиком и просил уведомить меня, нужно ли, по его мнению, списывать здешний полный экземпляр Манштейна.
Вчера же получил я из Рима еще 85 актов Ватиканского архива, при письме графа Марино-Марини. Бумаги сии лежат передо мною, но я успел просмотреть только реестры.
Теперь я должен прежде всего:
1. Сличить реестр оным, а потом и самые бумаги с теми, кои нашел я в Королевской библиотеке, дабы не списывать некоторых вдвойне. Труд сей не может быть начат прежде 15 октября.
2. Сличить оные с прежними моими ватиканскими рукописями под названием Альбертрандиевых.
3. Отметить те, кои были прежде напечатаны в каких-либо исторических собраниях, дабы не списывать второй копии с тех, кои были уже где-либо напечатаны.
4. Переписать второй экземпляр сих документов, дабы в случае затеряния оригиналов не лишиться оных невозвратно.
5. Привести все сии акты в хронологический порядок.
В архиве иностранных дел рассмотрел я 21 фолиант; в следующем уже кончина Екатерины I. Будущее России решилось в этой эпохе на долгое время. Главными действующими лицами - Голстинский принц и министр его Басевиц, Меншиков, Головкин, Толстой, Остерман, Ягужинский и, страх двора, командовавший войсками в Украине фельдмаршал князь Голицын. Так как в совет приглашаемы были и иностранные министры на конференции по дипломатическим сношениям с их дворами, то по сему поводу министры сии угадывали и узнавали многое и о внутренних делах России и доносили об оных.
Париж 14/2 октября 1835.
Послезавтра открывается Королевская библиотека для всех, и я приговорил уже двух писцов для копий и приготовил им материалы. - В архиве же иностранных дел продолжаю работать ежедневно, отмечая важнейшее. Там три писца переписывают для меня с оригинальных депешей; так как в них перемешано важное с мелкими случаями тогдашней дипломатики, то выбор иногда затруднителен, но истинно исторических достопримечательностей так много, что труд вознаграждается с избытком. Я прошел уже царствование Петра I, Екатерины I, Петра II. Теперь разбираю - императрицы Анны. Остатки фамилии Меншикова возвращены; дочь любимца Петра I, сестру невесты Петра II, в ссылке умершей, выдают (или сватают) за брата любимца Анны Иоанновны, Бирона. Долгорукие и смелый Румянцев, наперсник Петра I, или в пытках, или в ссылке гибнут; фельдмаршала Голицына не стало; новый полк гвардии, Измайловский, учрежден в Москве, наполнен курляндцами и финляндцами и дан Левенвольду, другу Бирона; партия старых русских ропщет, и двор из Москвы сбирается снова в Петербург; политика все еще сильного в делах дипломатических Остермана торжествует; кабинет наш снова сблизился с венским, но и с Англиею сближают нас взаимные выгоды торговли и устранение влияния якобитов. На сих днях надеюсь кончить 1731 год в 26-м фолианте.
Париж 3 октября/21 сентября 1835.
Сегодня прочел я биографию графа Толстого, которую написал датский министр, при дворе Петра I, Екатерины I и Петра II долго находившийся. Он снабдил ею и тогдашнего французского агента при нашем дворе. Автор был отчасти сам свидетель повествуемых им происшествий и знавал лично тех, коих характер и действия описывает. Я еще ничего не читал любопытнее сей записки о сей эпохе. Весьма примечательны также биография Екатерины I, другим дипломатом составленная, и записка под заглавием 'Reflexions d'un solitaire Russe' 1742 года, которую на сих днях пристав Королевской библиотеки нашел между старыми бумагами, в реестр архива еще не вошедшими. В сих же не внесенных еще в каталог бумагах найден в оригинале 'Journal du Sieur de Cateux mestre de camp dun regiment de cavalerie et gentihomme ordinaire du Roy, touchant les Moscovites arrivez en France en l'annee 1668'. В сем журнале описан приезд нашего первого посланника во Францию Петра Ивановича Потемкина, встреча его чиновниками Лудовика XIV и путешествие из Греньяна (Graignau, a deux lieux de Bordeaux) в Париж. Все сии бумаги уже переписаны. Но то, что случайно открывается при чтении дипломатических актов и депешей, часто важнее полных статей и биграфических подробностей. В сию категорию поставляю я, например, важный для нашей истории факт,
