Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Невыразимо горькое внезапно
Наполнило возвышенную душу
Филиппа; сердце в нем отяжелело,
И выступили слезы на глаза.
Молиться захотел он, возмутилось
В нем чувство справедливости… безмолвно
Израненные, скованные руки
Он поднял, показал их молча небу,
И без негодованья, с бесконечной
Печалью произнес он: где же правда?
И ропотом угрюмым отозвался
Филиппу низкий свод его тюрьмы…
Но долго бы пришлось еще терзаться
Филиппу, если б старый, честный сторож,
Достойный понимать его величье,
Однажды, после выхода судьи,
Не положил бы молча на пороге
Кинжала… Понял сторожа Филипп, —
И так же молча, медленным поклоном
Благодарил заботливого друга.
Но прежде чем себе нанес он рану^*
Смертельную, на каменной стене
Кинжалом стих латинской эпопеи
Он начертал: «Когда-нибудь восстанет^*
Из праха нашего желанный мститель!»
Последняя, напрасная надежда!
Филиппов сын погиб в земле чужой —^*
На службе короля чужого; внук
Филиппа заживо был кинут в море^*,
И род его пресекся, Медичисы
Владели долго родиной Филиппа,
Охотно покорялись им потомки
Филипповых сограждан и друзей…
О наша матерь — вечная земля!
Ты поглощаешь так же равнодушно
И пот, и слезы, кровь детей твоих,
Пролитую за праведное дело,
Как утренние капельки росы!
И ты, живой, подвижный, звучный воздух,
Ты так же переносишь равнодушно
Последний вздох, последние молитвы,
Последние предсмертные проклятья,
Как песенку пастушки молодой…
А ты, неблагодарная толпа,
Ты забываешь так же беззаботно
Людей, погибших честно за тебя,
Как позабудут и твои потомки
Твои немые, тяжкие страданья,
Твои нетерпеливые волненья
И все победы громкие твои!
Блажен же тот, кому судьба смеется!
Блажен, кто счастлив, силен и не прав!!!
Дверь отворилась… и вошел Козьма…

Графиня Донато Начало поэмы

I

Был светлый летний день, когда с охоты знойной
В свой замок, вдоль реки широкой и спокойной,
Графиня ехала. Сверкал зеленый луг
Заманчиво… но ей всё надоело вдруг —
Всё: резкий звук рогов в излучинах долины,
И сокола полет, и цапли жалкий стон,
Стальных бубенчиков нетерпеливый звон,
И лесом вековым покрытые вершины,
И солнца смелый блеск, и шелест ветерка…
Могучий серый конь походкой горделивой
Под нею выступал, подбрасывая гривой,
И умной головой помахивал слегка…
Графиня ехала, не поднимая взора, —
Под золотом парчи не шевельнется шпора,
Скатилась на седло усталая рука.

II

Читатель! мы теперь в Италии с тобой,
В то время славное, когда владыки Рима^*
Готовили венец творцу Ерусалима,
Венец, похищенный завистливой судьбой;
Когда, в виду дворцов высоких и надменных,
В виду озер и рек прозрачно голубых,
Под бесконечный плеск фонтанов отдаленных,
В садах таинственных, и темных, и немых,
Гуляли женщины веселыми роями
И тихо слушали, склонившись головами,
Рассказы о делах и чудесах былых…
Когда замолкли вдруг военные тревоги —
И мира древнего пленительные боги
Являлись радостно на вдохновенный зов
Влюбленных юношей и пламенных певцов.