LXIДуняша плакала… Но вот Андрей,Услышав легкий шум её рыданья,Дверь отворил и с изумленьем к нейПриближился… вопросы, восклицаньяЕго так нежны были, звук речейДышал таким избытком состраданья…Сквозь слезы, не сказавши ничего,Дуняша посмотрела на него.LXIIЧто́ было в этом взгляде, боже мой!Глубокая, доверчивая нежность,Любовь, и благодарность, и покойБлаженства, преданность и безмятежность,И кроткий блеск веселости немой,Усталость и стыдливая небрежность,И томный жар, пылающий едва…Досадно — недостаточны слова.LXIIIАндрей не понял ровно ничего,Но чувствовал, что грудь его готоваВнезапно разорваться, — до тогоВ ней сердце вдруг забилось. Два-три словаС усильем произнес он… на негоДуняша робко посмотрела, сноваЗадумалась — и вот, не мысля зла,Ему тихонько руку подала.LXIVОн всё боялся верить… Но потомВдруг побледнел… лицо закрыл рукамиИ тихо наклонился весь в немомВосторге… Быстро, крупными слезамиЕго глаза наполнились… О чемОн думал… также выразить словамиНельзя… Нам хорошо, когда в тупикПриходит описательный язык.LXVОна молчала… и молчал он сам.О! то, что в это дивное мгновеньеИх полным, замирающим сердцамОдну давало жизнь, одно биенье, —Любовь едва решается речамСебя доверить… Нужно ль объясненье*Того, что несомненней и ясней(Смотри Шекспира) солнечных лучей?LXVIОн руку милую держал в рукахПохолодевших; слабые колени,Дрожа, под ним сгибались… а в глазахПолузакрытых пробегали тени.Он задыхался… Между тем, о страх!Фаддей (супруг) входил в пустые сени…Известно вам, читатели-друзья,Всегда приходят вовремя мужья.LXVII«Я голоден», — сказал он важно, вдругШагнувши в комнату. Дуняша разомИсчезла; наш Андрей, наш бедный друг(Коварный друг!) глядел не то Фоблазом*,Не то Маниловым; один супругПриличье сохранил и даже глазомНе шевельнул, не возопил «о-го!»Как муж — он не заметил ничего.LXVIIIАндрей пробормотал несвязный вздор,Болезненно зевнул, стал как-то боком,Затеял было странный разговорО Турции, гонимой злобным роком*,
