Но вдруг пришли на память ей словаСтаринные… Не поднимая взгляда,Аккорд она взяла… и головаЕе склонилась, как осенний колос…И зазвучал печально-страстный голос:«Отрава горькая слезыПоследней жжет мои ресницы…Так после бешеной грозыТрепещут робкие зарницы.Тяжелым, безотрадным сномЗаснула страсть… утихли битвы…Но в сердце сдавленном моемПокоя нет — и нет молитвы.А ты, кому в разлучный мигЯ молча сжать не смею руки,К кому прощальных слов моихСтремятся трепетные звуки…Молю тебя — в душе твоейНе сохраняй воспоминанья,Не замечай слезы моейИ позабудь мои страданья!»XLVIОна с трудом проговорила строкиПоследние… потупилась… У нейВнезапно ярко запылали щеки…Ей стало страшно смелости своей…К Андрею наклонился муж: «УрокиОна, сударь, у всех учителейВ Москве брала… Ну, Дунюшка, другую…Веселенькую, знаешь, удалую!»XLVIIОна сидит, задумчиво впадаяВ упорную, немую тишину.Часы пробили медленно. Зевая,Фаддей глядит умильно на жену…«Что ж? Пой же… Нет? Как хочешь… — и, вставая, —Пора, — прибавил он, — меня ко снуНемного клонит. Поздно. Ну, прощайте,Андрей Ильич… и нас не забывайте».XLVIIIКому не жаль действительных боренийДуши нехитрой, любящей, прямой?Дуняша не была в числе творений,Теперь нередких на Руси святой —Охотниц до «вопросов» и до прений,Холодных сердцем, пылких головой,Натянутых, болезненно болтливыхИ сверхъестественно самолюбивых…XLIXО нет! она страдала. РасставаньеНастало. Тяжело в последний разСмотреть в лицо любимое! ПрощаньеВ передней да заботливый наказСебя беречь — обычное желанье, —Всё сказано, всему конец… Из глазДуняши слезы хлынули… но тупоВзглянул Андрей — и вышел как-то глупо.LА на заре, при вопле двух старушекСоседок, тронулся рыдван. АндрейВ нем восседал среди шести подушек.Ну, с богом! Вот застава! Перед нейРяды полуразрушенных избушек;За ней дорога. Кучер лошадейПостегивал и горевал, что грязно,И напевал задумчиво-несвязно…LI