Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

ходили к ней… я даже удивляюся, как я тебя в то время не убил. Я тотчас же с улицы вернулся к ней. До того я только уходя позволял себе пожимать ее руку — я, кондоттиёри, слуга Сфорцы!.. На эту женщину я и взглянуть-то нагло не смел, при ней не смеялся громко… Я в ее комнатку взошел: она посмотрела на меня с удивлением, я подошел к ней и тихо ее обнял… признаюсь: когда руки мои соединились за ее станом — я задрожал весь и упал перед ней на колени… Если б меня увидали товарищи! они бы умерли со смеху — но ты ее знал, Антонио, ты знал эту женщину…

(Молчание.)

Целых три месяца мы любили друг друга… или нет, нет: она меня не любила, как любила тебя; в эти три месяца она странно изменилась: всё беспокоилась; то прятала твою шляпу, то со слезами доставала ее опять и клала к себе на колени… она плакала без причины, ревновала — и казалось, страстно была в меня влюблена… но я не был счастлив… хоть и не знал, чего хочу… мне стали гадки буйные потехи моих товарищей, а не мог я не сознаться, что они были, по-своему, счастливей и веселей меня. Да что! С тех пор прошло так много лет… и хоть, кажется, я понимаю и чувствую, что тогда со мной происходило, — да говорить, выражаться я разучился; скажу тебе одно: я так же внезапно ее разлюбил, как полюбил ее… В одно осеннее утро — я вдруг почувствовал, что я ее не люблю; мне стало так легко: я вздохнул так свободно, так глубоко… Спокойно пошел к ней и был почти уверен, что она знает, зачем я пришел… Я остановился на пороге, протянул ей руку и сказал: прощай… Она подняла голову, посмотрела на меня без удивления и сама глухо сказала: прощай… Я быстро повернулся на каблуках и вышел… Помню, мне стало грустно расстаться — не с ней… нет — а с этой дверью, с этим порогом, с этим домиком, но я махнул рукой, завернулся в плащ и пошел по улице молодцом, побрякивая шпорами; из одного окошка с любопытством посмотрела на меня премилая девушка, и я лукаво и приветливо взглянул на нее. Дня через два приносят ко мне записку: ее рука… Я с полчаса лежал на спине и посвистывал… мне за нее было стыдно… распечатываю… вот оно, ее письмо: я с тех пор не расстаюся с ним.

(Читает.)

«Карло, вам принесут эту записку в 2 часа… в двенадцать я утопилась. Не из любви к вам, нет — я с нетерпением ждала разлуки с вами, я вас не люблю и не любила никогда… хотя я и по собственной воле изменила памяти Антония… Но я не берусь сама себя растолковать. Я решилась умертвить себя — потому что мне, право, совестно… даже гадко жить. Не обвиняйте себя ни в чем, прошу вас: вы сами знаете — вы ни в чем не виноваты… Если б вы не вернулись в Болонью — правда, я бы еще теперь жила, а жила бы долго, может быть… но скажите, к чему? Я спокойна и почти весела и совсем примирилась с богом и людьми. Мне кажется, жизнь моя не могла иначе начаться, иначе кончиться… И прекрасно. Я довольна ею, но теперь я устала и думаю, что не к чему больше жить. Я иду к реке топиться, точно так же как прежде ходила по утрам за водой… Если вы когда-нибудь увидите Антония, скажите ему, что я его любила. Ни одно растение не цветет дважды, смешно желать два раза жить…

Марцеллина».

Антоний (берет письмо). И она утопилась?

Карло. Да.

Антоний (после некоторого молчания).

О боже (мой)! Как тронут я глубоко…
Как я дрожу и сам себе не верю,
Как сердце бьется… К старческим губам
Прижмись письмо… прижмися крепче, ближе.
Одарены непостижимой силой
Вы, бледные, трепещущие строки,
Начертанные в час тоски безумной
Любимой женскою рукой… Меня
Влечете вы — куда я сам не знаю…
Я точно сам из гроба воскрешаю
Знакомые бывалые волненья.
И старику и больно и легко.
Как странно! Я гляжу… и что ж я вижу
Передо мной не берег и не море…
Нет — поле… солнце светит. Там вдали
Проходит конница… вот — вьется пыль;
Я слышу ржанье добрых лошадей;
По шишакам, по черным гладким ложам,
Как огоньки проворной перестрелки,
Сверкают быстро светлые лучи…
И слышится мне долгий смутный топот…
Вот впереди на темном жеребце
В высоком шлеме скачет их полковник.
А там вдали из-за деревьев церковь
Как будто поднялась да и глядит…
Ах — эта церковь! мне ли не знакома!
За ней еще пять, шесть других церквей:
За нею целый город — вся Болонья.
Но подле церкви той… почти напротив,
Есть домик… домик темный, небольшой,
И в доме том два маленьких окошка,
И под окном она сидит — и ждет.

Карло Спада

Да толь еще! Всмотрись-ка хорошенько:
Не правда ли, с тобою мы сидим
Под каменным навесом остерии…
Эх, время было, время золотое!
Придешь бывало… на дубовый стол
Уронишь тяжко шпагу, бросишь шляпу,
Перчатки снимешь медленно — а там
Кричишь «вина!», небрежно крутишь ус —
Да свысока́ посмотришь на соседей.
А впереди, вкруг мшистого столба,
Зеленый плющ обвился — и на солнце
Листочек каждый блещет и дрожит…
А ты сидишь, небрежно развалясь,
Да девушкам глядишь в глаза с улыбкой.

Антоний

О Марцеллина…