— Как… организовать?.. — Нина Георгиевна закашлялась. Лицо ее покраснело. На глазах выступили слезы.
Командир подождал, пока пройдет приступ.
— Фашисты закрыли школы. Вешают учителей. Они не хотят, чтобы наши дети учились. Мы откроем школу. Здесь, на болотах. Мы будем учить наших ребятишек и чистописанию, и арифметике, и, — командир улыбнулся, — пению… А вы — учительницы…
Ядвига Сергеевна нахмурилась.
Комиссар положил ладонь на ее худенькое плечо:
— Ну-ну, тут расстраиваться нечего. Задание абсолютно боевое. Ведь мы с фашизмом воюем не только оружием, но и крепким партийным словом. Их день кончился, а наш только начинается. Кому ж, как не нам растить ребятишек для этого нашего завтрашнего дня?
— Нет-нет, я не расстраиваюсь. Школа — это замечательно!.. Только… Необычно как-то… Нет ни помещения, ни парт, ни учебников. Хоть тетради-то будут?
Комиссар вздохнул:
— Нет. И тетрадей не будет.
— И даже, пожалуй, карандашей, — добавил командир.
— Вот видите, — сказала Ядвига Сергеевна.
— Конечно, — нелегкое это задание. Да если б оно было легким, разве отрывали бы мы вас от партизанского дела? — Командир внимательно посмотрел в лица учительниц.
Наступило молчание. Но не тягостное. Просто все четверо думали об одном и том же — о детях, которые вот уже два года не слышали голоса учителя, не открывали букваря, не держали в руках карандаша.
Потом учительницы поднялись, и Нина Георгиевна, подавляя очередной приступ кашля, сказала:
— Будет школа… На открытие придете?
Комиссар улыбнулся.
— Придем.
На следующий день учительницы направились в семейный лагерь и прежде всего занялись выявлением и перепиской будущих учеников своей школы.
Потом надо было отыскать «помещение» для нее. Его нашли сами ребята. В километре от лагеря в лесистом болоте был островок, на островке — полянка с могучими вековыми дубами. Лучшего «помещения» для школы не найти! Туда ребята и привели учительниц.
— С чего начнем? — неуверенно спросила Нина Георгиевна.
— С географии, — сказал кто-то из ребят, и все засмеялись.
— Парты нужны, — серьезно сказал мальчуган в большом, необыкновенно рваном ватнике.
И в школе через несколько дней появились парты. Их сделали сами. Свалили несколько берез потолще, распилили на части и каждое бревно расщепили вдоль с помощью топоров. Это был нелегкий труд, но зато расщепленные вдоль бревна заменили доски. Их укрепили на врытых в землю под дубом кольях. Ребята откуда-то притащили лист фанеры. Он превратился в классную доску.
Можно было начинать занятия. Только на чем и чем писать? Нет ни карандашей, ни листочка бумаги. Нет ни одного учебника.
Кто-то принес старую, зачитанную до дыр, чудом избегнувшую махорки, еще довоенную «Комсомольскую правду». От каждой строки ее веяло утерянным покоем, мирным счастьем. По ней Нина Георгиевна начала учить чтению первоклассников.
Старшие сделали для малышей из дубовой коры разрезную азбуку, настрогали деревянных «карандашей».
Этими «карандашами» малыши выводили на песке первые свои неуверенные буквы:
«Рабы не мы. Мы не рабы».
Да и песок тащили в мешках издалека.
Потом появились в школе новые пособия. На кусочке желтоватой бересты огрызком химического карандаша аккуратно написали таблицу умножения и прибили ее к стволу дуба. Потом тем же способом сделали систему метрических мер и лозунг: «Смерть немецким оккупантам!»
Каждое утро в шесть часов кто-нибудь из ребят заглядывал в землянку, где поселились учительницы, и спрашивал звонко:
— Чи пидемо в школу?
Шли строем по болоту, в лаптях, босые, в обветшалой одежде, полуголодные, но счастливые, потому что шли в школу на зло фашистам!
И все-таки учиться было трудно без кусочка бумаги, без карандашей.
Вот тогда-то и появился этот замечательный приказ:
«Всем партизанам, уходящим в разведку и на задания, добывать и приносить для школы бумагу, карандаши и прочее, чем можно писать».
Командир зачитал приказ перед строем, и никто не удивился. А чему ж тут удивляться? Открыли свою паровую мельницу, «банно-прачечный комбинат». Теперь школу открыли. Правильно. Надо помочь ребятишкам.
На подступах к школе Колю и Яшу окликнул звонкий голос:
— Стой! Кто идет?
— Свои.
— Стой на месте! — повторил кто-то невидимый в кустах ольхи.
— Стоим, — сказал Яша.
Наступило молчание.
— Долго стоять? — спросил Яша.
— Я вас разглядываю, — послышалось из зарослей.
— Разглядел?
— Разглядел. — Из-под ближнего куста вынырнула маленькая фигурка в рваном ватнике, надетом прямо на голое тело. — Куда идете?
— В школу.
— Разведчики?
— Разведчики. А ты часовой?
— Я — секрет. Наблюдаю за воздухом. Если фриц прилетит.
— Понятно.
— Сейчас я командира взвода вызову. Он вас проведет. Свои — два свистка. — Он сунул в рот не очень-то отмытые пальцы и дважды пронзительно свистнул.
Яша засмеялся.
— Скажи ты! У вас и взводы есть?
— А как же. Школа — рота. Классы — взводы.
На тропинке показалась девочка — худенькая, с острыми плечиками и темными кругами у ясных, будто васильки, глаз. Вокруг головы золотилась аккуратно заплетенная коса.
Мальчишка в ватнике вытянулся и отрапортовал:
— Товарищ командир взвода, до нас два разведчика.
Девочка кивнула.
— Смотри, не проворонь воздуха.
— Чего ты!.. — обиделся мальчишка. — Чтоб я да проворонил!..
Девочка не улыбнулась, а только снова удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Колю и Яшу:
— Идемте. Я вас к Нине Георгиевне отведу.
Партизаны двинулись за девочкой и вышли к дубам.
На песке, насыпанном между четырех бревен и смоченном водой, малыши выводили острыми палочками неровные буквы.
Под самым дубом ребята постарше сгрудились вокруг учительницы и внимательно слушали то, что
