не умеют, а запросы у них у всех просто безумные. Без-ум-ны-е. И потом, — добавила она, понизив голос, — мне приходится думать о муже.
Аббат, удивленный и несколько встревоженный, склонился к ней.
— О бароне? — переспросил он, понизив голос до шепота.
— Увы, да. Я должна считаться с его слабостями.
Глаза аббата стали совсем круглыми.
— Чтобы выбрать горничную, вам приходится считаться со слабостями барона? Но… о каких слабостях вы говорите?
Нагнувшись поближе, баронесса выдохнула:
— О его слабости к горничным…
Шокированный, но еще пуще изумленный, аббат выпрямился во весь свой небольшой рост.
— Надеюсь, что я вас не понял! — воскликнул он в полный голос.
— Его слабостям нельзя потворствовать! — возмущенно отчеканила баронесса. — Совершенно исключено, чтобы я впустила сюда молодую, красивую девушку. Такое случилось только однажды… дай Бог памяти… четырнадцать лет тому назад. Это был сущий ад! Дом превратился в форменный лупанарий.
— О, черт! — охнул аббат с облегчением.
— Я дала объявление в 'Ревей-де-л'Орн'. Думаю, на той неделе появятся первые кандидатки. А вот и мой муж.
И действительно, в гостиную буквально ворвался барон. Он был в бриджах для верховой езды и поигрывал хлыстом.
— Здравствуйте, аббат, добрый день, дорогая! — весело воскликнул он. Могу сообщить вам две потрясающие новости. Во-первых, моя кобылка взяла бретонскую насыпь как миленькая. Вот шельма! Целую неделю упрямилась. С завтрашнего дня будем с ней учиться брать параллельные брусья.
— Кончится тем, что вы сломаете себе шею, — предрекла баронесса. — Мне придется возить вас в коляске — этого вы добиваетесь?
— А что же за вторая новость? — поинтересовался аббат, как из соображений вежливости, так и из любопытства.
Барон о ней уже забыл.
— Вторая новость! Ах, да! Весна у порога. В воздухе чувствуется что-то такое. Вы не находите?
— Да-да, что-то пьянящее, — подхватил аббат. — Я как раз обратил внимание баронессы на первые крокусы: смотрите, они уже желтеют на лужайке.
Барон, взяв чашку чаю, устроился в кресле.
— Если б в каждом крокусе было по бубенчику.
Ну и звон стоял бы день и ночь, — пропел он.
Потом лукаво поглядел на жену.
— А вот когда я вошел. Я слышал, как вы произнесли слово 'кандидатки'. Будет очень нескромно с моей стороны спросить, кандидатки на что?
Баронесса попыталась отпереться, но его было не провести.
— Говорила о кандидатках? Я?
— Да-да-да, скажите-ка, это случайно не о новой горничной вместо Селестины?
— Ах, да, — признала баронесса, — я говорила, как трудно найти девушку, обладающую всеми качествами, которые… которых…
— Ну а я, — перебил ее барон, — скажу вам, какими двумя качествами она должна обладать в первую очередь. Она должна быть молодой и красивой!
* * *
Для разных мелких работ, связанных с его подобающими мужчине благородного происхождения занятиями, барон оборудовал в пристройке, в которую вела дверь прямо из его кабинета, мастерскую, где был верстак, инструменты и целая техническая библиотека. Там он хранил, чистил и холил свои охотничьи ружья, рапиры и шпаги, уздечки, седла и прочую амуницию для верховой езды. В то утро он обтачивал патроны, как вдруг услышал, что жена вошла в его кабинет и села у стола. Барон, облачаясь в свою 'форму № 0' так он сам называл наряд, состоявший из пилотки военного образца, старой холщовой куртки и вельветовых брюк, — считал себя вне домашнего и семейного круга и потому болезненно реагировал на вторжение баронессы в его обитель, охранявшуюся от лиц женского пола почти так же строго, как офицерский клуб. Однако он сделал над собой усилие и постарался сохранить хорошее расположение духа, когда голос жены донесся до него через дверь, которую он оставил открытой.
— Гийом, я составляю список гостей на наш апрельский обед. Вы не могли бы посмотреть его вместе со мной?
— Я занят, дорогая, делаю патроны. Но говорите, я слушаю.
Голос баронессы начал одно за другим называть имена.
— Дешаны, Конон д'Аркуры, Дорбе, Эрмелены, Сен-Савены, де Казер дю Фло, Невилли… Их мы, разумеется, приглашаем, как всегда.
— Да-да, само собой. А вот пыжей-то мне не хватит. Ах ты, черт побери, надо же быть таким идиотом, мог ведь купить вчера у Эрнеста!
В голосе баронессы послышались нотки раздражения.
— Гийом, не смейте браниться и подумайте о нашем обеде.
— Не буду, дорогая, хорошо, дорогая!
— Бретонье — нет. Мы не можем больше их принимать.
— Это почему же?
— Да что с вами, Гийом, где вы витаете? Вам не хуже меня известно, что все говорят о банкротстве их строительного предприятия.
— Ну, говорят.
— Я не желаю видеть у себя сомнительных людей.
— Но ведь его жена тут ни при чем… и она очаровательна…
— Если бы она меньше тратила на наряды, ее муж не потерял бы все свое состояние!
— Ну, может быть, не все, чуть-чуть бы осталось. Одно могу сказать: шестой номер для вальдшнепа не годится. С шестым на вальдшнепа — ни в коем случае! Бьет наверняка, что да, то да, наверняка! Но какое зверство! В прошлый раз я подобрал одного — клочья, лохмотья, прямо-таки кружево. Красиво, а — кружевная птица…
— Итак, Бретонье исключаются, — непреклонно продолжала баронесса. Вот с Серне дю Локами вопрос более щекотливый. Приглашать их или нет?
— Что там еще случилось с Серне дю Локами?
— Друг мой, я иногда вам удивляюсь — на какой планете вы живете? Как будто вы не знаете, что эта семейка с некоторых пор, похоже, придерживается весьма своеобразной морали.
— Так-так-так-так, — нараспев произнес барон, энергично вращая ручку машинки для обжимания гильз. — А можно узнать, в чем же состоит своеобразие этой морали?
— Вы наверняка встречали некоего Флорну или Флорнуа, который везде появлялся с ними всю зиму.
— Нет, не встречал, и что же?
— А то, что этот господин, который, судя по всему, состоит в самой тесной дружбе с Анной дю Лок, всячески содействует нашему архитектору Серне дю Локу в получении заказов.
— Ах ты, черт! И стало быть, за это содействие муж кое на что закрывает глаза. Я правильно понял?
— Так, во всяком случае, говорят.
Барон даже прервал работу, как будто пораженный внезапным открытием.
— Анна дю Лок… Любовник. Разрази меня гром! Просто невероятно! Дорогая моя, вы хоть смотрели когда-нибудь на эту Анну дю Лок? Вы знаете, сколько ей лет?
Из кабинета послышался стук отодвигаемого стула, и в дверном проеме возникла фигура баронессы, величественная и полная трагизма.
— Анне дю Лок? Ей на десять лет меньше, чем мне! Думайте, что вы говорите!
