второго ряда, выглядевший как школьный учитель, снял ткань с горлышка горшочка и сунул внутрь руки. Когда вытащил, они по запястья были покрыты черной густой жидкостью.
Зашуршала коричневая бумага, и Антон Григорьевич взял до сих пор прятавшийся в ней кусок пластилина буровато-зеленого цвета. Такой получается, если слепить в один бруски из детского набора.
– Готово. – Аристарх Сергеевич поднялся и отряхнул коленки. – Я буду его подстраховывать, а ты начинай. Олег, лучше тебе закрыть глаза и приготовиться терпеть. Это может быть больно.
Антон Григорьевич что-то замычал себе под нос и, судя по шороху, принялся ходить вокруг чертежа. Стукнула дверь – похоже, из маленькой комнаты выбрался проснувшийся Андрей.
Ну а потом Олегу стало не до того, чтобы вслушиваться, – он словно взорвался, превратился в поток разноцветных пузырей, и внутри каждого было воспоминание – недавнее или детское, яркое или тусклое. Момент испуга быстро прошел, и дальше он мог только наблюдать, плыть по течению, заглядывая то в один, то в другой.
Вот он еще на старой квартире, смотрит, как пляшут в луче света пылинки…
Вот они справляют Новый год в Афгане, и вместо елки – кривая арча, украшенная фольгой, лампочками и пластмассовыми фигурками, сделанными из капельниц…
Одна из тренировок – с покрышками-утяжелителями, и он тащит эту покрышку по манежу, вспотевший и злой…
Похороны отца…
Какая-то встреча в офисе – улыбки, кофе в чашках из парадного сервиза, шуршание свежераспечатанных документов, небрежно извлеченный из нагрудного кармана пиджака дорогущий «Паркер»…
Сын, совсем крохотный, радостно агукающий в колыбели…
Воспоминания переплетались и смешивались, куски из одних временных пластов попадали в другие. Вот дом на улице Бринского, где Олег провел большую часть жизни, а вокруг волнистая серая равнина и деревья без листьев, корявые, изогнутые, расщепленные ударами взрывов – афганский пейзаж. Вот белая игрушечная «Чайка», что была у него в детстве и казалась сокровищем, стоит на столе в рабочем кабинете. Жена смеется, а вокруг нее – парни из роты, у одного на груди, на вылинявшей гимнастерке, – дыра, и из нее сочится кровь…
В какой-то момент Олег ощутил, что тонет, растворяется в этих образах, что они разрывают его на части. Он начал бороться, пытаться собрать себя воедино, нанизать воспоминания на ось своего «я», и на какое-то время это удалось. Даже смог вынырнуть из потока, увидеть комнату, обеспокоенное лицо Аристарха Сергеевича и сосредоточенно-недовольное – Антона Григорьевича.
Ну а потом Олега затянул настоящий водоворот цветных картинок, и он захлебнулся в нем, утонул, подобно неосторожному купальщику. Успел испытать панику – а ну не получится вернуться? – а затем наступила темнота.
Открыв глаза, Олег, к собственному удивлению, понял, что стоит, и лишь в следующее мгновение осознал, что его держат за плечи.
– Очухался, земеля? – произнес кто-то рядом, и, повернув голову, он обнаружил круглое губастое лицо.
«Андрей», – всплыло в памяти имя.
– Очухался, – подтвердил Аристарх Сергеевич, и тут Олег окончательно пришел в сознание.
Чувствовал он себя странно, точно после мощнейшей клизмы, поставленной не только через задний проход, но и через уши. Голова и тело казались пустыми, но в то же время тяжелыми, как скафандр из чистого золота, а внутри словно не было ничего: ни мышц, ни крови, ни мыслей.
За плечи его держали Андрей и отставной капитан, а Антон Григорьевич задумчиво разглядывал что-то, лежавшее у него на ладони. Несколько укоротившиеся свечи на полу не горели, лишь от одной поднимался дымок, линии магического чертежа кое-где были смазаны.
– У вас получилось? – спросил Олег.
– Не уверен, – ответил маг второго ряда и продемонстрировал тот же кусок пластилина.
На поверхности бесформенного комка виднелся рельефный круг, с правой стороны которого был отсечен полумесяц. Поверхность его покрывала косая штриховка, нанесенная, судя по всему, ногтем.
Аристарх Сергеевич заметил удивление на лице Олега и пояснил:
– Результат при данном методе погружения отображается в пластической форме. Руки мага, заглядывающего в чужую память, действуют сами, воплощая те образы, которые удается из нее извлечь. Они мнут пластилин, лепят из него, и иногда в результате получается чье-то лицо, иногда – надпись, а иногда – вот такое… Это, насколько я понимаю, символ, но вот чего?
– Солнца, – сказал Антон Григорьевич.
– Точно! Авестийский символ солнца… Но почему совмещено с полумесяцем? И что означает штриховка? Что, оно ночное, черное солнце? Или это луна? Или… – Аристарх Сергеевич замолчал, точно вспомнил что- то. – Интересненько. Я ведь где-то читал… Черное солнце… Что это значит?
– Эй, хватит вам! – воскликнул Андрей. – Мудрствовать потом будете. Сейчас надо парня в себя приводить.
– Я в порядке. – Олег сделал шаг и упал вперед.
Точнее, попытался упасть. Его подхватили, поспешно усадили на диван, и Олег на какое-то время поплыл, выключился. Резкий запах нашатыря ударил в ноздри, заставил встрепенуться и выбил из головы туман.
Андрей приволок с кухни чашку с крепким чаем и развернутую шоколадку, вручил то и другое Олегу.
– Держи, лопай, – сказал он. – Кофеин и глюкоза – самое верное средство, чтобы быстро прийти в себя.
– В общем, честно говоря, мы не очень многого достигли. – Улыбка на лице Аристарха Сергеевича была извиняющейся. – Но процедуру можно будет повторить через сутки, если ты согласен.
– Я согласен.
– Тогда надо привести тебя в норму, а для этого нет ничего лучше «заземления». – Отставной капитан глянул на Антона Григорьевича. – Что скажешь? Восстановим добра молодца как надо и попробуем еще?
– Опасно. – Маг второго ряда завернул пластилин обратно в бумагу. Черная жидкость с его рук исчезла.
– Я знаю место, где мы точно не наткнемся на дейвона, – вступил в разговор Андрей. – Большая Толкучка. «Серые» туда не суются, а на нас никто не обратит внимания. Меня там знают, и все будет чики- пуки. Заодно и талисман какой защитный присмотрим у Часовщиков.
Антон Григорьевич смерил его долгим взглядом, затем кивнул и принялся складывать в сумку магические причиндалы.
– И это значит – под нашу ответственность, – со вздохом сказал Аристарх Сергеевич. – Ну что, будем собираться?
Глава 8
Быть осторожным Ярослав Шишкин научился с молодых лет, когда он еще не знал о том, что существует Пелена и мир за ней. Тогда он жил в Кстово, городе-спутнике Горького, учился в школе и ежедневно ходил на тренировки в академию самбо.
Нравы в Кстово были простые, и драться приходилось нередко, а порой и удирать от малолетних любителей гоп-стопа, что наваливались всегда толпой, размахивая ножами и велосипедными цепями.
Уже в те годы Ярослав научился внимательно смотреть по сторонам и слушать, что происходит вокруг, – чтобы уловить шаги, разглядеть притаившихся во тьме недругов и вовремя свернуть в сторону. И это умение пригодилось ему позже – в армии, в институтские годы и особенно после того, как он переболел менингитом и обнаружил, что мир населяют не только люди.
Он сумел тогда не сойти с ума, не показать окружающим того, что изменился. А затем сам смог найти такого же, как он, человека и сделался учеником мага-арендатора. После смерти наставника перебрался в Горький и присоединился к «Золотой розе», а немногим позже, когда стало можно, открыл кооператив. И вот тут выяснилось, что осторожность и внимательность порой стоят не меньше, чем нужные
