будешь делать то, что от тебя требуется. Это понятно?
– Этого не будет, – твердо ответил Володя. – Я принял решение и не намерен его менять.
Машина остановилась. Володя кинул взгляд сквозь тонированное стекло и не без удивления отметил, что его в самом деле привезли к подъезду.
– Твое решение никого не волнует, – отрезала Лейла. – Решения здесь принимаешь не ты. Надеюсь, ты все понял, и заставлять тебя изменить решение силой не придется. В конечном итоге ты все равно сделаешь так, как надо. Так что не сопротивляйся, не делай хуже себе и своим близким.
Все люди делятся на две категории, напомнил себе Володя, одни угрожают, другие делают. Если человек опускается до угроз, то действовать он не будет. Кишка тонка. Несмотря на осознание этой нехитрой истины, он чувствовал, как липнет к спине майка. Успокоения не было, а в висок долбилась подленькая страшненькая мысль: «Это люди делятся, но она-то не человек».
– Ты мне угрожаешь? – спросил Володя.
Голос прозвучал с легкой хрипотцой, которой до того не было, и он откашлялся. Хоть и был уверен, что мать поняла этот хрип как признак страха, а не как начинающуюся простуду.
– Нет, – лаконично ответила она без единой эмоции. – Предупреждаю. Есть множество способов заставить тебя делать то, что нужно мне. Я не хочу к ним прибегать, но если ты не оставишь другого выхода, будь уверен, я пойду на все.
«Пугает, – панически метнулось в голове. – Просто пугает. Нельзя насильно сделать из человека мага. Нельзя. Как нельзя насильно заставить, ну, например, любить. Изнасиловать можно, а заставить полюбить нельзя».
– Выходи, приехали, – распорядилась мать, давая понять, что разговор закончен.
Володя вышел на улицу, глубоко вдохнул свежий морозный воздух.
– Завтра утром я тебя жду у себя, – послышалось сзади.
Он не обернулся. Хлопнула дверца, рыкнул мотор. Машина, шурша шинами, выкатилась со двора.
– Не дождешься, – пробурчал Володя, отгоняя остатки страха.
А через четверть часа страхи забылись вовсе.
– Привет, – встретил его дома папа.
– Привет, – удивился Володя. – А ты чего дома?
– Ушел с обеда. Лекции отчитал с утра. Все остальное перенес и у Савицкого отпросился.
Савицкий был здоровым лысеющим дядькой, брутальным и своенравным. А еще он был непосредственным начальником папы. Володя видел этого мужика всего несколько раз в жизни и большого желания видеть его снова не испытывал. Савицкий манерой общения и «обходительностью» навевал тоску и мог вызвать если не склонность к суициду, то уж пару фобий легко и непринужденно.
Папа отпрашивался крайне редко – когда в этом была крайняя нужда или когда чувствовал себя неважно. А на здоровье Игорь почти никогда не жаловался, относился к тем людям, у которых ничего не болит, а если заболело, то уже можно выносить вперед ногами.
– Что-то случилось? – заволновался Володя.
– Так, – отмахнулся папа. – Дело одно было. Ничего серьезного.
Сказано это было так, что Володя заподозрил что-то совсем неладное. В голову полезли нехорошие мысли.
– Точно ничего? – спросил, глядя в глаза.
– Вот пристал. Иди переодевайся.
Володя скинул ботинки и поплелся в комнату. Папа, если что-то случится, скорее всего, ничего не скажет. А если что-то вдруг случится, то случится из-за него, Володи. Кто ее знает, эту джинна, что у нее на уме. Может, языком трепала, а вдруг как решит свои угрозы в жизнь претворить?
Он вошел в комнату, прикрыл дверь, стянул свитер. Взгляд зацепился за пакет, что лежал на кровати. Новенький, хрустящий.
Володя подошел к кровати и заглянул в него. Сначала не поверил, так и стоял, замерев с перехваченным дыханием. Потом суетливо полез в пакет, сдернул полиэтилен, вынул картонную коробку и с восторгом принялся рвать упаковку, вытаскивая на свет божий новый фотоаппарат.
Новый был много лучше старого. Добротная профессиональная аппаратура. Володя погладил дрожащими пальцами черное тело фотоаппарата. Включил, посмотрел на видоискатель и принялся играть настройками, боясь даже сделать первый кадр. Словно после этого фотоаппарат мог исчезнуть.
Когда, наконец, оторвался от новой игрушки, папа стоял в дверях и улыбался, довольный, как обожравшийся кот.
– Па-а, – протянул он.
– Нравится? – подмигнул папа.
– Ты с ума сошел.
– Почему?
– Я знаю, сколько он стоит.
– И что, мне теперь всю жизнь на черный день откладывать? Помру, похоронишь как-нибудь, – усмехнулся Игорь.
Володя подошел к нему и обнял. Крепко, как в детстве. Не в благодарность за подарок, а в благодарность за все.
– Спасибо, пап, – тихо произнес он.
И в этом «спасибо» тоже было много больше, чем благодарность за потраченные деньги.
Глава 11
На другое утро Володя никуда не поехал. Вернее, не поехал к матери. Он даже не вспомнил про нее. А как в старые добрые времена, вооружившись фотоаппаратом, покатил на пары.
У входа в университет старушка-вахтерша, непрестанно сюсюкая, прикармливала кошечку помойной породы. Старуха была так пронзительно одинока, что в мурке видела чуть ли не последний свет в окошке. Словно в антитезу, животное смотрелось наглым, самовлюбленным и своенравным. Так обычно выглядят избалованные внуки.
Контраст был поразительным. Володя остановился и расчехлил камеру. Присел на корточки, ловя нужный ракурс, и принялся отщелкивать кадр за кадром. Самозабвенно, не видя ничего больше и живя сейчас только этой сценой, этой драмой отношений.
Когда уже начал убирать фотоаппарат, сзади на плечо ощутимо легла чья-то рука. Володя вздрогнул, затравленно обернулся. Перед ним, широко улыбаясь, стоял Андрюха.
– Здорово, Вовик.
– Привет, – улыбнулся Володя. – Что за манера подкрадываться?
– Так ты ж ничего не видишь. Тебя зовешь – ноль эмоций. Вещь в себе.
– Не в себе, а в искусстве.
– Угу, – заржал Потапкин. – В искусстве. Хотя есть у меня один знакомый художник. Он фотографирует редко, больше рисует. Но фотоаппарат тоже всегда с собой таскает. И тоже везде фотографирует. Знаешь кого?
– Кого? – улыбнулся Володя.
– Бомжей, – вновь заржал Андрюха. – И считает это искусством.
– Ну, в этом определенно что-то есть.
– Что-то грязное и вонючее, – кивнул Андрей. – Ну чего, по пиву? Или на пару?
– Потапкин, побойся бога. Какое пиво? Мы только что пришли, и пары еще не отсидели.
– Вот именно, не отсидели, – начал гнать Андрюха. – Тебе никогда не казалось странным это выражение: «Отсидеть пару»? Как будто мы на зоне срок мотаем. А мы ведь молоды, свободны и законопослушны.
– Питие пива на первой паре является нарушением общего распорядка высшего учебного заведения. Кроме того, аморально и неправильно, так как похоже на опохмел, а опохмел приводит к запоям.
– Да? – наигранно выпучил глаза Андрей.
– Да.
– Ладно, – Потапкин обреченно опустил голову и сложил руки за спиной. – Нарекаю тебя моей совестью на первые две пары. Веди меня в места отсидки.
