А своего, теплого и доброго, оказывается, так мало. Еще совсем недавно ему хотелось побороть зло в себе, зло вокруг, сделать мир чище, а людей счастливее. Каждому, наверное, хочется этого в детстве. И потом хочется. Только все реже. Потому что сделать счастливым того, кто этого не хочет, нельзя. Потому что заставить блюсти чистоту невозможно.
Нельзя срубить одно дерево и посадить на его место другое, такое же взрослое и самостоятельное, но могучее и красивое. Сажать придется саженец. Молодой, слабый и способный меняться. В этом сила и в этом беда. Потому что никто не знает, как надо ухаживать за саженцем и как вырастить из него могучее и красивое дерево. Никто. И опыт прошлых лет ничего не решает.
Не по силам менять мир, пусть даже вокруг себя, – не трогай. Тронул, не ной, что что-то пошло кувырком. Может, это имел в виду папа, когда говорил о выборе решений? Чем глобальнее решение, тем больше оно затрагивает жизней. И здесь уже никак нельзя сделать хорошо всем и сразу. Потому что благо для одного становится трагедией для другого.
Если каждому мужику дать в любовницы Памелу Андерсон, далеко не каждый обрадуется такому подарку. И это всего лишь физиология. Самец, самка, сила трения и поток эндорфинов. Что уж говорить о более сложных вещах?
Тинек свернул на Кутузовский и прибавил скорость.
– Ты знаешь, что она убийца? – спросил вдруг Володя.
– Она часть системы. Своей системы. Причем часть значимая. Над ней нет кого-то, кто ограничил бы ее в методах, потому при желании она может делать все, что угодно.
Все. Например, убивать близких ему людей. Володя почувствовал, как больно сжалось сердце. Внутри снова заворочалось что-то беспощадное, всесокрушающее. Поднялось выше, ударило в голову, туманя мозг. О чем думать? Зачем думать? Они убили папу. И этим похоронили в нем самом то человеческое, что родители взращивали всю жизнь.
И на что эти твари теперь рассчитывают?
Ярость усилилась настолько, что потемнело в глазах. Кровь запульсировала в висках. Володя глубоко вздохнул, отгоняя злую бессмысленную силу. Сквозь гул в ушах проступил голос Тинека.
– Цель для нее оправдывает средства, – продолжал тот. – Цель в данном случае – ты. А средства... Ну, если бы ты не показывал, что этот Часовщик тебе симпатичен, никто бы его не тронул. Зачем? Бьют там, где больно. Там, где ты ничего не почувствуешь, бить смысла нету. Это как дети в Африке. Все про них ноют, но ведь на самом деле всем по фигу. Голодают, и хрен с ними. И если там сотню детей заморят голодом, чтобы ты перестал ужинать в дорогом ресторане, ты ведь все равно не перестанешь. То ли дело, если заморить голодом твою жену или мать.
– Они убили моего папу, – оборвал поток красноречия Володя. Пояснил зачем-то: – Моего приемного отца. Игоря.
Тинек дал по тормозам и ушел вправо, к повороту на Рублевку.
– Извини, не знал, – выдавил он, кажется, искренне.
Какое-то время ехали молча. Каждый думал о своем.
– Ты ведь бросил вызов системе, – поделился наблюдением Тинек. – Сначала влился в нее, а потом, когда на тебя стали делать ставки, решил самоустраниться. А система такого не прощает.
– Да ладно, – отмахнулся Володя. – Я в эту систему не просился, меня в нее Ник затащил. И потом, система прощает и не такое. Вот если я выйду на Красную площадь и начну орать, что президент – ублюдок, это тоже будет вызовом системе. Но максимум, что я получу, это резиной по почкам. Ну, возможно, – привлекут за оскорбление.
– Неудачное сравнение, – заметил оборотень, – но, насколько я понимаю, ты не какой-то горластый сумасшедший. Продолжая твою аллегорию, хоть она и не в тему, допустим, что ты уважаемый и известный писатель или публицист, который обстоятельно начал доказывать, что президент ублюдок. Причем миллионными тиражами. И еще так, что твое существование стало опасным для системы. Думаешь, это простят? Ты фигура, как ни странно это звучит. И либо тебя надо перетащить на свою сторону, либо уничтожить. Первое, разумеется, выгоднее. Поэтому тебя ломают. И сломают.
Оборотень говорил, как обычно, просто, без претензий на истину, но настолько буднично, что верилось каждому слову. Даже там, где с другим бы захотелось спорить, в разговоре с Тинеком почему-то лишь всплывали аналогии в подтверждение слов оборотня.
– Уже сломали, – зло буркнул Володя. – Только перестарались малость.
«Опель» съехал с Рублевки и на малой скорости покатил к распахнутым воротам. Особняк был темным, только три фонаря горели, освещая въезд, стоянку и вход в дом. Да на первом этаже светилось несколько окон.
Тинек въехал за забор, свернул на стоянку. На заасфальтированной площадке стояла лишь спортивная иномарка. Размалеванного огненными сполохами «Рав 4» не было.
– Не приехала еще? – спросил Володя.
– Приехала, – кивнул на иномарку Тинек. – Только одна, без сопровождения.
– Почему это?
– Не знаю, – пожал плечами оборотень. – Могу только предположить.
– Сам скажешь, что ты там предполагаешь, или клещами тянуть надо?
Тинек остановил машину и потушил фары, оставив только габаритные огни.
– Логично предположить, что ехать встречаться с тобой одна она опасалась бы. После ее методов только идиот не сообразит, что у тебя должен быть психический срыв и ты нестабилен.
– Ты психолог, что ли? – рыкнул Володя.
– Вот об этом я и говорю, – спокойно продолжил Тинек. – Твоя мать не идиотка, все понимает. Значит, если сунулась сюда одна, без телохранителей, на то есть очень веская причина.
Володя кивнул. Мысль была здравой. С другой стороны, если осмелилась приехать сюда одна, то либо считает, что легко с ним справится, либо готова рисковать. Выходит, он ей, во-первых, очень нужен, и, во- вторых, следует быть максимально осторожным.
– Спасибо, – Володя протянул руку.
Тинек с сомнением ответил на рукопожатие. Володя чуть подался вперед. Левая рука молниеносно дернулась туда, где должен был находиться пистолет. Что-то сильно сдавило запястье.
Оборотень оскалился, продолжая так же мягко, по-дружески жать руку, а другой чуть оттолкнул Володю.
– Не надо, – мягко произнес он.
– Надо, – Володя отпрянул и откинулся на спинку сиденья.
– Зачем тебе?
– Ты сам сказал, что эта штука способна тягаться с любой магией.
Оборотень кивнул.
– Дай, – попросил Володя. – Иначе мне придется отобрать силой. А ты не маг и стрелять не будешь, так что я с тобой справлюсь.
– Не надейся, – показал зубы Тинек.
– Пара заклинаний, – Володя посмотрел в глаза оборотня, – и пистолет у меня. Но тебе будет больно.
Он смотрел открыто и прямо. Знал, что оборотень при желании может успеть раньше и просто вырубит его физически. Но смотрел, не отводя глаз. Шакал начал нервничать. Это читалось во взгляде. Наконец сдался и отвел глаза.
Володя то ли читал, то ли слышал где-то, что если переглядеть зверя, тот уже не опасен. Насколько это относится к маах’керу, он не знал, но чувствовал, что сейчас переломил волю шакала.
– Мог бы просто попросить, – с обидой пробурчал Константин.
Володя взял протянутый пистолет. Потом поднял лежащий возле коробки передач мобильник Тинека и пальцем сдвинул крышку. Дисплей погас. Володя тряхнул мобилкой. С тихим стуком вывалилась батарея.
– Какого хрена ты делаешь? – возмутился Тинек.
– Не хочу, чтоб ты ее предупредил о чем-то прежде, чем я войду. Извини, сам учил никому не верить. Дождись меня.
