там же, но при этом совершенно не ощущаются, словно приросли к коже, сделались частью тела.
Поднявшись, вышел в коридор и с некоторой опаской заглянул в зеркало.
Оттуда на него посмотрел незнакомый мужчина – с чуть более темными, чем у Олега, волосами, такими же карими глазами, но с совершенно другим лицом. Кожа приобрела желтоватый оттенок, лоб сузился, надбровные дуги выпучились. Больше стал нос, оттопырились уши, а подбородок потяжелел и выдвинулся вперед.
Заподозрить Олега Турнова в этом похожем на выбритого неандертальца типе смог бы только параноик.
– Глянь на свою ауру, – сказал Наблюдатель, возникая за спиной.
Олег на миг напрягся, включая магическое зрение, и его фигуру в зеркале окутало зеленоватое мерцание, словно сотканное из тысяч колышущихся спиралей. Изменения обнаружились и здесь – тело Силы стало немного меньше, как бы сплюснулось по высоте и обзавелось протуберанцами: признаками того, что его хозяин эмоционально несдержан.
– Э, хм… ну… – слова куда-то исчезли, осталось только удивление: как такое возможно в принципе? И всего за пятнадцать минут работы! – Это здорово… Меня так никто не узнает…
«В том числе и Лена, и Андрюшка», – мелькнула мысль.
При воспоминании о подруге и сыне почувствовал стыд – с момента бегства из резиденции Аристеаса ни разу о них не вспомнил. Хотя с Андрюшкой все должно быть в порядке – он у матери и звонка папы ждет не раньше, чем в субботу, послезавтра. А вот Лена в руках ордена Белых Вихрей, и хотя «бесцветные» никогда не славились особой жестокостью…
Все же плен есть плен, и вряд ли ей там хорошо.
– Да, я готов. – Олег отвернулся от зеркала. – Кстати, ты не скажешь, что за тип есть у вас в «Зеркальной пирамиде»? Борис зовут, здоровый такой, с шишками на черепе.
– Борис Зорин, старший командор языка «чувствующих», – отозвался Дмитрий, продолжая обуваться. – Очень сильный, опытный маг и большой властолюбец. Фактически он стоит за попыткой использовать эпидемию размножения среди слаш на благо Желтого Ока. Он предложил этот план, а магистр только согласился.
– Вот как? – Олег вспомнил темные, мрачные глаза, речь с заминками, тяжелые, мощные руки. Ощутил прилив сильной, подсердечной ненависти. – Ничего, этот командор у нас побегает.
Он поспешно надел ботинки, накинул куртку и вслед за Наблюдателем вышел из квартиры.
Глава 9
Ночь над Нижним Новгородом доживала последние часы.
Для заполненных машинами улиц и площадей уже наступило утро, а дома украсили себя созвездиями из осветившихся окон. Но в сердце «Щелоковского хутора» – большого лесопарка в пределах города – тьма и не подумала уходить, она даже сгустилась, стала плотнее.
И в этот самый час посреди лесопарка, далеко от лыжных трасс, на окруженной густыми зарослями поляне сошлись тринадцать существ, на первый взгляд – плоть от плоти ночного мрака.
Тощие, смуглые, с глубоко посаженными глазами, они походили друг на друга, точно братья… или сестры? И в каком-то смысле они все являлись родственниками, хотя питали друг к другу одно лишь отвращение.
Такая вещь, как чувство единства, слаш неведома.
– Так мало? – пронзительным тонким голосом сказал один из «черных», одетый в темный свитер и джинсы.
– Все, кто смогли пойти наперекор безумию, – прохрипел другой, в котором Олег Турнов узнал бы сторожа храма Всех Святых, что при Сормовском кладбище. – И то хорошо. Не будем терять времени.
– Не будем, – согласился слаш в джинсах. – Кто станет «личинкой»?
– Он и станет, – пробасил сутулый «черный» с длинными руками и морщинистым лицом, по виду – старейший из всех, и указал на сторожа. – Если кто и имеет шансы ликвидировать угрозу, то только Эрвинг, отпрыск Скавена. Его магическое искусство известно всем, и…
Сутулый осекся и содрогнулся всем телом. Рот его открылся, и из него потекла желтая пена, а между вскинутыми руками затанцевал лепесток фиолетового пламени.
– Выброс! – воскликнул стоявший рядом слаш в старом ватнике и валенках. – Глушим!
Двенадцать «черных» сделали одно и то же – поднесли правую руку к лицу и выдохнули, точно сдувая с нее нечто маленькое. Двенадцать крохотных облачков темного пара поплыли к бьющемуся в конвульсиях сутулому, окутали его с головы до ног, заглушили нечленораздельный вой.
А когда через несколько минут растаяли, стало ясно, что сутулый слаш стоит на четвереньках и тяжело дышит, но приступ сгинул без следа.
– Спасибо… – это слово сутулый из себя просто выпихнул, и лицо его перекосилось. – Да, вернемся к делу… Кто-нибудь возражает, что «личинкой» станет Эрвинг, отпрыск Скавена?
– Нет, – сказал «черный» в ватнике и валенках, и словно эхо полетело по поляне: «Нет… нет… нет…»
Отрицание прозвучало одиннадцать раз.
Промолчал только сторож из храма Всех Святых.
– Тогда приступим, – сказал сутулый, поднимаясь на ноги. – Все осознают, что нам предстоит совершить? На что мы пойдем ради того, чтобы остановить то, что убьет не только нас, но и весь город?
Ответом стало двенадцать «да».
Забился в конвульсиях еще один слаш, малорослый, в спортивном костюме и лыжных ботинках. Его успокоили тем же способом, что и сутулого, и Эрвинг, отпрыск Скавена, вышел в центр поляны. Неторопливо стащил с себя всю одежду, лег на снег, разбросав руки и ноги.
– За дело, – сказал сутулый, и первым сжал кулаки.
Его примеру последовали остальные, и двенадцать слаш замерли, как нелепые, обряженные в дурацкую одежду манекены. Тьма сгустилась еще больше, в ней заходили волны, пронизанные серебристыми бликами, покатились от края поляны к ее центру, туда, где лежал обнаженный «черный».
Когда первая волна коснулась его тела, он вздрогнул и оскалился, точно увидел перед собой врага.
Смуглое, почти черное тело начало покрываться белым налетом, похожим на иней. Пятнышки его возникли на боках, тонкие полоски потянулись по рукам, охватили шею, пересекаясь друг с другом, срастаясь, становясь толще.
Вскоре Эрвинг, отпрыск Скавена, исчез внутри кокона из белоснежного «мха».
– Готово… – не сказал даже, а прошипел сутулый. – Теперь бьем его… без жалости бьем…
Волны тьмы исчезли, пронзительно взвыл ветер, из снега поднялись серые тонкие вихри, один – с синими искорками внутри, другой – с алыми, третий – с золотистыми. Сутулый слаш схватил тот вихрь, что вырос рядом с ним, поднял, будто копье, и швырнул в белый кокон.
Серое пронзило белое насквозь, и поляну огласил надрывный стон.
За первым «копьем» в полет отправилось второе, третье, и из кокона хлынула черная жидкость, похожая на кровь. Стоны слились в гул, будто на муку жаловалась сама земля.
– Хватит? – спросил «черный» в спортивном костюме, бросивший свой вихрь последним.
– Нет, мало, – после паузы ответил сутулый. – Отрава еще сидит в нем. Давай!
Вновь заревел ветер, заколыхались нависшие над поляной ветви, сбрасывая с себя снег. Выросли, закачались «копья» из серого тумана, более короткие и тонкие, чем в первый раз.
Процедуру пришлось повторить трижды, и после этого стон перешел в визг, а хлещущая из кокона жидкость посветлела, стала прозрачной.
– Достаточно, – сказал сутулый слаш. – Теперь нужно снять покров. Только очень осторожно.
Двенадцать «черных», тяжело ступая, подошли к потерявшему белизну, посеревшему кокону. Один протянул руку, ковырнул бугристую, шершавую поверхность. Отвалилась чешуйка, похожая на высохший лист, за ней другая, и по оболочке, заключившей в себя Эрвинга, отпрыска Скавена, с негромким хрустом побежали тонкие трещины.
– Это еще что? – слаш в ватнике и валенках удивленно отпрянул. – Перестарались?
– Если так, то он умер, – мрачно буркнул сутулый. – Не стоим, очищаем.
