– На вашем месте я бы этого не делал.
– Это почему? – Петровский развернулся.
В нескольких шагах от старшего сержанта стоял высоченный дядька с непокрытой головой. Лицо его выглядело идеально правильным, словно у киногероя, светлые глаза смотрели холодно, белый плащ свисал до земли. Петровский нечасто встречал людей откровенно габаритнее себя, но тут был именно такой случай.
И как этот кабан подошел бесшумно? С неба свалился?
– А потому, что в данный момент на этой территории проходит операция под нашей юрисдикцией, – скучным голосом сообщил дядька и вытащил из кармана плаща удостоверение с аббревиатурой «ФСБ» на корочках.
Петровский присмотрелся к документу, прочел: «Краузе Виктор Генрихович, майор», и подумал, что эфэсбэшник похож на эсэсовца из фильма про войну: ледяной взгляд, внешность истинного арийца, да еще и фамилия…
– Вас понял, – буркнул он. – Помощь не нужна?
– Спасибо, но мы справимся сами, – отрезал майор. – Да, до шести утра вам лучше объезжать площадь Лядова стороной. Насколько я знаю окрестные улицы, это вполне возможно.
– Постараемся, – ответил старший сержант, кивнул эфэсбэшнику и зашагал обратно к машине.
В голове теснились мысли: что за операция ФСБ посреди ночи в центре большого города? Для чего им экипаж «тринадцатой»? Что за хрень взорвалась на телевышке, и почему тут не было никаких майоров в тот момент, когда он пытался разобраться с толпой?
Ситуация выглядела очень странно.
– Ну, что? – спросил ежившийся от нетерпения Нигматуллин, когда Петровский залез в «Волгу».
Старший сержант ввел напарника в курс дела.
– Муть какая-то, – сделал вывод прапорщик. – Что делать будем? Начальству доложим?
– Оно должно знать. – Петровский еще раз посмотрел на «тринадцатую», из которой так никто и не выбрался, хотя не видеть коллег экипаж Семенова не мог. – А если нет, то лучше ему и не знать. Если что – мы ничего не видели и не слышали. Разворачивай, двинем в объезд.
Для старшего сержанта это была очень длинная речь, и очень убедительная. Кроме того, командир всегда прав, поэтому Нигматуллин принялся делать то, что умел лучше всего – крутить руль. До самого утра они катались по участку, больше всего на свете боясь того, что последует вызов на площадь Лядова, а затем неминуемый разбор – «почему прошляпили?».
Вызовы были, но по другим поводам: муж бросился на жену с топором, шум у шинка на Малой Ямской…
Когда часы показали шесть тридцать, Петровский прокашлялся и заявил:
– Поехали туда. Посмотрим.
Куда «туда», объяснять не потребовалось.
Толпа около общаги значительно уменьшилась, но не разошлась до конца, а вот «тринадцатая» исчезла. Зато появились несколько автобусов, вокруг которых сновали озабоченные люди.
– И гдэ только таких амбалов набрали? – пробурчал Нигматуллин, глядя на стоящих кучкой великанов.
– Гдэ-гдэ… в энкавэдэ, – ответил старший сержант. – Дави на газ.
В следующий их проезд через Лядова, около восьми, площадь выглядела как обычно, и ничто не напоминало о творившихся тут ночью странных событиях. Мчались автомобили, торопились пешеходы, мигали светофоры, и усилившийся ветер нес мелкую снежную крупу.
Петровский облегченно вздохнул и решил, что обошлось.
Позже, перед утренним разводом, он осторожно спросил у лейтенанта Семенова, что делал их экипаж на Лядова в четыре часа. Тот посмотрел на коллегу как на идиота и ответил, что площадь они проехали без остановки и ничего интересного не заметили.
Старший сержант кивнул и отошел, а после развода отвел Нигматуллина в сторону.
Разговор напарников был краток, но крайне эмоционально насыщен, и после него ни тот, ни другой никогда не говорили о том, что видели во время ночного дежурства с десятого на одиннадцатое февраля двухтысячного года.
Проснувшись, Володька зевнул и собрался было перекатиться на бок, чтобы обнять любимую супругу. Но неожиданно обнаружил, что не лежит в собственной кровати, а сидит в кресле, в салоне большого автобуса. Место рядом пустовало, зато через проход храпел толстяк с багровым носом пропойцы, буйной шевелюрой и седоватой бородой. За окном виднелся смутно знакомый городской пейзаж, а время, если судить по тусклому зареву на небосклоне, было утреннее.
– Мать ети… – сказал Володька, судорожно пытаясь понять, где он и что происходит.
Из одежды на нем имелся пуховик поверх рубашки, брюки, на ногах – зимние ботинки, а ведь когда с работы уходил, был еще и свитер, и шапка.
«Это что, я вчера нажрался? – подумал он. – Нет, не может быть…»
Он прекрасно помнил, как после смены отклонил предложение коллег «вмазать», сослался на то, что приболел, и пошел домой. Но после этого воспоминания становились расплывчатыми, туманными, словно после пьянки.
Вроде бы дошел до дома… или не дошел?
Голова не болела, тошноты тоже не было, и иных признаков похмелья не наблюдалось. Чувствовалась слабость, как после болезни, несильная ломота в конечностях и ноющая боль в груди.
– Что за бред? – пробормотал Володька.
– А, очнулся! – громыхнул басовитый голос от двери автобуса, и в салон поднялся высокий старик. – Жив?
– Жив, – осторожно ответил Володька, рассматривая собеседника: гордая осанка, широкие плечи, белая морщинистая кожа, голубые глаза, короткие седые волосы. – А вы кто? И что происходит?
– Приступ с тобой был, – пояснил старик. – Этот новый вирус гриппа… он на мозг влияет, вот и одолело тебя безумие. Под его воздействием ты ушел из дома и оказался тут, на площади Лядова.
– Ни фига себе… – буркнул Володька. – Это же сколько я топал?
– Немало, – кивнул старик. – Но теперь нашими усилиями ты здоров и можешь отправляться домой.
– Здоров? – Володька прислушался к себе: да, ощущения напоминали те, что бывают после избавления от простуды или гриппа, а боль в груди была совсем не такой, как вчера.
– Давай, не задерживайся. Тебе ведь на работу надо… – и старик махнул рукой.
Володька поднялся, пошел по проходу между рядами сидений, заглядывая в лица спавшим в них людям. Оказался рядом с собеседником и осознал, насколько тот на самом деле высок – за два метра.
Выбравшись на улицу, обнаружил, что около автобуса топчется странная компания – несколько гладколицых типов, похожих на врачей, и рядом с ними – тощий доходяга в рванье. Заглянув в его черные глаза, Володька испытал внезапный приступ страха, забыл о вопросах, что толклись на языке, и торопливо зашагал к подземному переходу.
Было холодно, поднималась метель, так что пришлось запахнуть пуховик.
И только на остановке, ожидая маршрутку в сторону Автозавода, Володька осознал, что высокий старик так и не ответил на вопрос, кто он такой.
К бодрствованию Сергей Жарков перешел резко, рывком. Несколько минут полежал, вглядываясь в оклеенный белыми обоями потолок квартиры и думая о том, какой странный сон ему привиделся.
Про поездку на площадь Лядова, про….
В следующее мгновение репортер газеты «Нижегородский городовой» осознал, что лежит на кровати одетым. Сердце заколотилось, он резко сел и огляделся: рабочая сумка, куртка и шапка лежали на диване.
Так что, это был не сон?
«Ничего себе номер… – Сергей сполз с кровати и, преодолев приступ головокружения, отправился в прихожую, чтобы посмотреть, закрыта ли дверь. – У меня бред?»
Дверь оказалась закрытой на замок, но не запертой на щеколду, которую Жарков, находясь дома,
