Серый ангел

подсказывало, что я подписала себе приговор влюбленности.

Аня засмеялась и захлопала в ладоши.

— Очень за тебя рада. Положительные эмоции необходимы для здоровья человека.

— И, как ни странно, Кирилл принес, вернее, принесет мне большую выгоду, если, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить, мы нормально сдадим в Москве бивни. — Сев за стол, я попыталась снять полиэтилен с мяса. — Что будем готовить?

И тут ниоткуда зазвонил телефон. Анна похлопала себя по карманам шортов и достала телефон размером с блокнот. Я такой видела в салоне связи, стоит тысячу евро за штуку. Анна поднесла свой мобильничек к уху.

— Да. Привет, Гена. Отлично… Атаманша? Сидит напротив меня. Мы подружились. Что? Лён-чик вчера приехал в Москву?.. А потом? Поняла… Даже не сомневайся, буду готова в любой момент… Обязательно… Гена, ты позвони — помнишь мою просьбу о маме? Мы договаривались, что, как только я пересеку Урал, ты ей позвонишь… нет, Гена, я не смогу, буду реветь белугой. У тебя как у доктора лучше получится. Когда именно я отправлюсь в Москву? Завтра!.. Я тоже всех целую.

Анна отключилась, но держала телефон в руке.

— Тебе привет от Геннадия. Это тот мужчина, что посадил меня в твою машину.

— Ты, конечно, не его сестра? — Я наконец-то подцепила тонкий полиэтилен пакета и сдирала его с мяса слой за слоем.

— Не родня по крови, но по духу. — Аня встала, взяла вторую разделочную доску и села обратно. — Он уникальный человек. Гений в медицине. Красивый, богатый… и циничный. До сих пор не женат… Очень хочется сала. Ты будешь?

— Буду, только режь потоньше. Геннадий — хороший человек, не женат, а я за три тысячи километров и влюблена в парня на пять лет меня моложе. — Я говорила очень серьезно, Аня даже рассмеялась. — Где справедливость?

Вытерев полотенцем руки, Анна нажала на кнопку в телефоне, и мне стал слышен набор одиннадцати цифр. Ответил женский голос. Анна, не отвечая, отключилась и тут же убрала телефон в карман.

— Это я мамин голос слушаю. Не могу с ней пока разговаривать, сорвусь на истерику и ее напугаю. Лучше завтра… — Она улыбнулась и дотронулась до замороженного мяса: — Так что же будем готовить?

— Ночью, конечно, есть нельзя, но очень хочется. А пиццу у нас привозят только днем. Будем готовить мой любимый бефстроганов, если ты не против. Все составляющие есть.

Переведя дух после звонка маме, Анна села удобнее, взяла нож.

— Для четырех человек в бефстроганов нужно не меньше килограмма репчатого лука. Я режу лук и сало, перекусим бутербродами, мясо будет только через час-полтора.

Я бросила мясо в микроволновку, размораживаться, Аня строгала замороженное сало.

Пока мы готовили, Толик с Кириллом пили пиво в гостиной. Каждые десять минут они прорывались на кухню, умоляя дать попробовать хоть лучка, хоть полусырого мяса. Мы выдали им по бутерброду и послали… ждать.

После ужина и ванной, застелив Ане кровать чистым бельем, я, не утерпев, села на детский стул Данилы.

— Хоть режь меня, хоть ешь меня. Но что было дальше? Во мне любопытство горит, как по утрам «горят трубы» у алкоголиков.

Сняв халат, Аня, абсолютно голая, влезла под одеяло.

— Пока спать не хочется, спрашивай.

— Судя по тому, куда тебя судьба занесла, ты все-таки вышла за Григория замуж?

— Я влюбилась. Я ничего не могла делать. Не ела, не спала. Просто сидела на своем диване и ждала…

* * *

Анна ничего не могла делать. Не ела, не спала. Просто сидела на своем диване и ждала.

Мама заходила в комнату, ставила еду, уходила не спрашивая. Состояние дочери ее волновало, но, если Анна решила пока не говорить, бесполезно ее трогать. Упрямство она получила в наследство от обоих родителей в квадратном эквиваленте.

Вечером третьего дня Анна заплакала. Мама села рядом.

— Тебе больно?

Аня всхлипнула и покачала головой.

— Я здесь никому не нужна. Мужчины на меня смотрят только с сочувствием, а около Григория очень хорошо, становится легче. Я попытаюсь с ним уехать… Но еще не знаю как.

Мама поцеловала дочь в макушку.

— Делай как хочешь, ты у меня умница. Умнее многих.

Аня вытерла глаза.

— Пока что мне это не помогало.

В голове Григория, при плавном звоне, летали оранжевые, зеленые и фиолетовые шары на сером фоне, а в желудке переворачивались съеденные креветки, салаты и мороженое, залитые шампанским и водкой. Душа болела. Не спалось.

Дыхание спящей рядом женщины, а главное — слишком сладкий и сильный запах духов, тоже мешали.

Григорий перевернулся двадцатый раз за ночь, посмотрел в ночное окно. Резкий телефонный звонок штопором вонзился в череп.

— Алло, — прошептал он с хрипотцой, сдерживая поднимающуюся отрыжку.

В трубке всхлипнул голос, хлюпнуло носом.

— Гри-го-рий, это я, Анна… я… — Всхлип громче, тихое, для себя: «О господи». — Григорий, я так поздно позволила себе позвонить, поскольку знаю, что вы в отпуске.

Мембрана телефонной трубки разносила голос девушки по всей комнате, как бывает только ночью.

— Григорий, вы слушаете меня?

— С трудом. — Он заметил открытые любопытные глаза женщины и повернулся к ней спиной, почему-то решив, что этот взгляд грязнит голос Ани.

— Я утром перезвоню, извините меня, пожалуйста, — зазвенел плачущий голос…

— Аня, бляха муха, лучше сразу. Говори.

— Вы меня навестить обещали и не едете. Уже третий день. Я понимаю, удовольствие видеть меня — ниже среднего, но я… я целыми днями вас жду.

Она вздохнула совсем уж судорожно. Григорий цыкнул языком.

— Да забыл я, Ань. Как высплюсь, так и приеду.

— Спасибо. Извини…те.

Григорий положил трубку и решил, что ни за что не поедет к этой рыдающей болезненной дурочке.

— Кто это тебя так любит? — приподнялась в кровати шлюха, снятая им вчера в кафе недалеко от дома.

— Тебе не понять.

— Это почему же? — начала качать права не протрезвевшая женщина. — И я была девушкой юной…

— Сама не припомню когда… — закончил за нее Гриша.