«Будь самостоятельным, сын мой»
Как говорится, беда никогда не приходит одна. На следующий день — опять неприятности. Оказывается, председатель месткома Халиков решительно возражал против моего нового назначения. Салимджану-ака пришлось ввязаться с ним в ссору, защищая мою кандидатуру, что еще больше распалило Халикова.
Х а л и к о в. Что верно, то верно — Хашимджан показал себя смелым, боевым работником. Но какие бы он ни творил чудеса, Хашимджан еще молод, в органах работает совсем мало, тогда как у нас есть работники с пятнадцатилетним стажем, вполне достойные этого назначения.
А т а д ж а н о в. Как известно, ум зависит не от возраста и не от стажа. За совсем короткий срок Хашимджан сделал столько, сколько, может быть, не смог сделать ни один из нас, опытных.
Х а л и к о в. Я буду жаловаться в райком.
А т а д ж а н о в. Я выдвинул кандидатуру Хашимджана, предварительно посоветовавшись с товарищами в райкоме.
Х а л и к о в. Им, наверное, не известно истинное положение дела.
А т а д ж а н о в. Идите, просветите их, укажите ошибку.
Х а л и к о в. Все равно я остаюсь при своем мнении.
А т а д ж а н о в. И я вовсе не собираюсь менять свое мнение.
Х а л и к о в. Это мы еще посмотрим.
А т а д ж а н о в. Посмотрим, конечно, почему бы не посмотреть?!
И вот сижу себе, ничего не ведая, разложил папки, обдумываю, с чего же дела начать. А для облегчения мыслительного процесса выстукиваю пальцами ло столу очень душевную мелодию «Прекрасны гранаты в твоем саду».
И тут вваливается Халиков, я его, как положено, приветствую, а он вместо здрасьте:
— Совесть у вас есть? — говорит. — И вам не стыдно?
— А чего мне стыдно должно быть? — спрашиваю.
— Не прикидывайтесь дурачком, — отвечает. — Вы работаете без года неделю, а успели перебежать дорогу заслуженным людям.
«Так вот оно что! — думаю. — Но я ведь не напрашивался». Ладно, если ему нужна моя должность, ускай берет ее. Признаться, мне и самому не очень-то по душе эта затея. Лучше вернуться в кишлак, лепить кизяки, чем выглядеть выскочкой каким-то.
Я взял лист бумаги, потянулся за ручкой. Халиков на меня во все глаза глядит. И именно в этот момент в дверь просовывается роскошно причесанная головка нашей секретарши Лиляхон.
— Вас вызывают в партком.
— Ладно, приду.
— Не «ладно», а сейчас, сию минуту!
Головка исчезла, демонстрируя бесполезность каких-либо пререканий. Пришлось оставить Халикова в кабинете и идти в партком. Каромат-опа была в хорошем настроении, наверно, дочурка не бастовала сегодня, отказываясь идти в детсад.
— Как дела, товарищ начальник отдела? — сказала Каромат-опа, указывая глазами на диван. Я сел.
— Неплохо.
— С чего решили начинать свою работу?
— С заявления.
— Что? С какого это заявления?
— Ну… с заявления об увольнении…
— Послушайте, молодой человек, когда вы отучитесь шутить в самое неподходящее время?
— А я вовсе и не шучу. Просто я… просто меня товарищ Халиков спросил сегодня, имею я совесть или нет.
— Ах, вот оно что! Значит, он успел и на вас навалиться? — Каромат-опа встала и пересела рядом со мной на диван. — Не обращайте внимания. Вчера он зашел ко мне, говорил то же самое. Я его пристыдила. Но он, понимаете, такой уж человек. Давно метил в начальники отдела, но не вышло, райком не утвердил его кандидатуру. Вот он и сердится, не знает, на ком выместить зло… Через день-другой это у него пройдет… В общем-то он неплохой человек, и опыт работы имеет немалый… Но бесхарактерный, не самостоятельный, безынициативный. Так каковы наши планы?
— Сегодня как раз собирался заняться ими.
— Обратите побольше внимания на профилактику преступлений, перевоспитание споткнувшихся. И еще, люди должны знать основы законодательства. Это требование партии на данном этапе.
— Постараюсь.
— Завтра принесите план мне на утверждение.
— Можно идти?
— Идите.
Халиков все еще сидел в моем кабинете.
— Зачем вас вызывали? — поинтересовался он.
— Проверить, есть ли у меня совесть.
— Ну и как, выяснили?
— Выяснили. Но об этом, оказывается, вам говорили еще вчера.
Халиков молча пошел к двери, так печатая шаг, что, казалось, хотел пробить пол.
После его ухода я еще долго сидел в скверном настроении, не в силах взяться за работу. Не выдержав, направился к Салимджану-ака: очень уж одиноко почувствовал себя. Полковник встретил меня обычным приветствием: «Слушаю вас, товарищ младший лейтенант». Я не заставил долго себя упрашивать, рассказал об инциденте с Халиковым — все как есть. Наставник мой, известно, человек рассудительный: выслушал меня даже с каким-то безразличием, а потом улыбнулся и сказал:
— Хочу напомнить тебе нашу старинную восточную притчу. Ну, да ты ведь не так давно еще пионером был, читал ее, наверное, в прекрасной обработке известного детского поэта Маршака. Помнишь, как старик и мальчик поехали на осле?.. Как без конца пересаживались, помнишь? Так вот, не надо уподобляться тому старику, свое мнение нужно иметь, а не угождать кому попало. И мы все, и райком тебе доверяем. Так что будь самостоятельным, больше уверенности в себе!
Тут опять дверь открылась и на пороге появилась наша секретарша. И что это она сегодня словно преследует меня!
— Товарищ Кузыев, тут давно вас ожидает какая-то девушка! — и громко захлопнула дверь, словно обозлилась на меня за что-то.
— Девушка? Какая девушка? — спросил Салимджан-ака, точно хотел сказать: «Ого, да тут, я вижу, дела назревают серьезные!»
— Сноха ваша, вроде, припожаловала… — пошутил я, стараясь скрыть смущение.
Девушка, тронувшая мое сердце
В приемной… — во сне это или наяву?! — сидела… Фарида! Та самая Фарида, которая часто снилась мне с целой миской пельменей в руках, Фарида, которая появлялась перед моими глазами каждый раз, когда бабушка начинала приставать с требованиями поскорее жениться! И вот она сама пришла проведать меня!
Ох, Фарида! Как она повзрослела, похорошела, румянец во всю щеку, — в общем, расцвела Фарида, как цветок. Говори же что-нибудь, Хашим, ведь это Фарида! Пришла проведать тебя!
— Хашим-ака, вы меня не узнали?
Какой у нее мягкий, нежный, ласкающий слух голос!
— Узнал, как не узнать, — ответил я. — Просто смотрю на вас так потому, что удивляюсь, почему вы
