От могучей орешины отделились три тени, пошли навстречу. У меня почему-то враз отяжелели ноги. Хотел было повернуть назад, но сопровождавшая меня маска рявкнула:
– Стой! – И схватила за рукав.
– Отпусти! – вырвался я. Но было уже поздно. Тени окружили меня со всех сторон. В руках у них были палки с железными наконечниками, на лицах маски. Я хотел закричать, но язык словно прилип к гортани. Когда я очень волнуюсь или испугаюсь чего-то, на меня нападает икота. И сейчас это случилось.
– Ну, многодетный сирота, как самочувствие? – поинтересовалась высокая тень.
– Отпустите меня, – заговорил я наконец, – ик, а то директора позову.
– Может, ты и папу с фронта кликнешь? – издевательски хихикнула другая тень.
– И вызову, ик!
– Вали его! – скомандовал длинный. Они вмиг свалили меня, заткнули рот кляпом.
– В арык его! – последовал приказ. Меня за ноги отволокли в сухую канаву, вынули кляп.
Приставили свои палки с наконечником к груди и животу. Заговорил один из них не спеша, с издёвкой. По его словам, здесь, в детдоме, существуют три правила поведения. Первое – это директорское правило, нарушитель его изгоняется из приюта. Второе правило принадлежит воспитателям. Нарушивший его выслушивает нудные нотации. Третье правило принадлежит шайке разбойников. С нарушителя сдирается кожа и набивается соломой. А то иногда его заживо закапывают в этой канаве. «О, самое страшное – последнее!» – со страхом подумал я.
– Сколько у тебя братьев и сестёр?
– Пятеро.
– Значит, вместе с тобой вас всего шестеро, так?
– Да.
– Сколько раз вы едите в день?
– Трижды.
– По скольку кусков хлеба получаете?
– По два куска.
– Один кусок будете отдавать нам. Значит, с трёх раз будет восемнадцать кусков. Если не сможешь сговориться со своими, тебе конец.
Вы слышали, я, оказывается, должен отдавать наш хлеб этим трём идиотам в масках! Отдавать наш хлеб, когда мы только-только почувствовали себя сытыми, когда на наших лицах стал проступать румянец! Вы только их послушайте! Отдавать им свой хлеб! Не-ет, шалишь, умереть – умру, но ни крошечки не дам.
– Отвечай! – толкнул меня в плечо главарь.
– Я не собираюсь давать тебе хлеб.
«Разбойники» накинулись на меня. Сказать правду, я тоже не сидел без дела: кому двинул кулаком, кого угостил пинком. Но долго так, конечно, не могло продолжаться. Когда, обессилев, я упал на землю, один из «разбойников» за ухо приподнял мою голову:
– Ну как, теперь согласен?
– Надоели вы мне.
– Согласен, говорю, с нашим условием?
– Не-ет! Нет!
Не знаю, откуда силы взялись, я вскочил на ноги, отбросив от себя «разбойника», как котёнка. Но другие успели опять повалить меня.
– Даём тебе время на размышление до завтра. Не согласишься – закопаем в арык живьём.
– Можешь хоть сейчас! – закричал я, опёрся рукой о землю, чтоб встать, но вдруг голова закружилась, упал обратно…
Сказать честно, в то время я был ещё очень слаб. То ли от недоедания, то ли чересчур много пережил после смерти мамы – у меня частенько кружилась голова, перед глазами опускалась темнота. И сейчас точно так: деревья устроили вокруг меня хоровод, звёзды слились в единый круг. Ну нет, я и кусочка не дам вам хлеба, я буду защищать интересы своих младшеньких, как лев, мама меня о том просила, отец завещал!
– Не дам!… – прохрипел я, пытаясь встать. Странно, разбойников не было. Я потихоньку двинулся к общежитию. Умылся в арыке, почистился от пыли. Что теперь предпринять? Рассказать директору о случившемся? Что я сделаю, если она попросит указать «разбойников», я ведь и узнать-то их не узнал. Кроме того, эти молодчики могут меня со света сжить, если «дешевну», как они говорят. Что тогда станет с моими младшенькими?
Я три дня провалялся в постели с большой температурой. Мария Павловна принесла мне разных лекарств: порошки всякие, капли. О случившемся говорить я ей не стал. Только Султану рассказал под большим секретом.
– Гады проклятые! – чуть не заплакал братишка, выслушав меня. – Ну я с ними разделаюсь!
– Не стоит связываться, Султан, – сказал я, боясь скандала.
– А что?! – закричал Султан. – Тебя будут бить, а я – стоять в стороне?!
Судьба тёти Русской
