пятилетний ребенок.
Подавив возникшее было сомнение, Дариат, воздействуя через Печать и ментального паразита, которого запустил в информационную оболочку демона, начал отыскивать границы личности Зверя. И уничтожать, выжигая этот разум.
Чудовище. Которое следовало бы уничтожить давно, но Альтис почему-то этого не сделал. Повидавшего многое демиурга и то передергивало от этой твари. Как же сам демон уживался с таким… соседом?
Когда Дариат закончил, уничтожив даже след второй личности, демон лежал на полу в луже собственной крови и едва дышал. Рана напротив сердца медленно затягивалась. Слишком медленно. Почему она вообще все еще есть?!
Устало потерев пальцами виски, пожилой эльф раздраженно покосился на лежащее у стены изуродованное тело. Матиалис — самоуверенный безумец. А мальчишка-демон не перестает преподносить сюрприз за сюрпризом. Жаль, времени остается совсем мало, но сегодня продолжать уже нельзя, Пламенный не выдержит.
— Убрать отсюда эту падаль, — приказал Руановым бойцам демиург, небрежно указав на тело собрата.
Развернулся и ушел, печатая шаг. Следовало поговорить с Криатоном и Руаном.
Врачевательница быстрым шагом вошла в комнату и бросилась к пленнику бегом. А потом она едва запомнила, как умоляла чешуйчатых перенести его в ее лабораторию, потому что здесь ему никак не помочь, а там у нее все есть, это совсем рядом, и надо сейчас же, иначе он умрет! Воины пытались возражать, что не было приказа, что командор все же пленный… и может легко сбежать.
— В таком состоянии?! — Фыркнув, женщина разбила последний аргумент: — И двух шагов не сделает! Да быстрее же…
Чешуйчатые переглянулись и сдались. Один ногой прочертил невидимую линию у порога и тут же стер подошвой ее, второй в это время разомкнул на ногах пленного браслеты. Перенесли его быстро, стараясь сделать это так, чтобы никто не заметил. Помогли врачевательнице во всем, о чем она просила, а потом, не сговариваясь, решили не мешать. Нужно было еще от тела избавиться и кровь убрать. После сегодняшнего дня уважение к пленному сменилось восхищением. Руан совершил ошибку, поручив сопровождение Дариата двум совсем молодым бойцам клана Шиа. Война у них возведена в ранг искусства, воля и сила духа считаются высшей доблестью. Сила духа Альтиса оказалась запредельной.
Он очнулся ночью. И прежде чем успел сообразить, где находится и что случилось, высказал своим сильным голосом:
— Немедленно прекрати меня жалеть, женщина!
Ниара поперхнулась и не сдержала нервный смех.
— Тебе говорили, что ты невыносим? — спросила она, с улыбкой глядя в его бледное, измученное лицо.
— Даже не сосчитаю, сколько тысяч раз, — усмехнулся он в ответ. Осмотрелся и поинтересовался: — Где это я?
— У меня в лаборатории. Ты чуть не умер…
— Тебе показалось, — оборвал Альтис и провел ладонью по груди. — Я вообще неубиваемый и непобедимый. У тебя тут есть где кровь с себя смыть?
— Сам дойдешь? — вздохнула нимадоргская целительница.
— А куда я денусь, — проворчал демон, садясь на койке. Подождал, пока перестанет кружиться голова, собрался с силами и встал на ноги. Но до цели добирался, держась за стену.
Обратно Ниара повела его не в основную медчасть, а закрытую комнату с нормальной кроватью. Ему постепенно становилось лучше. Женщина объяснила, как он оказался здесь. В приказном порядке уложила в кровать. Присела рядом:
— Ты можешь бежать отсюда?
В ответ командор Серебряной Империи улыбнулся. Немного печально и ласково.
— Даже если мог бы — какой в этом смысл? Нет, милая, не могу. Они сковали меня гораздо прочнее, чем кажется. Я не могу снять Печать сам. А с Печатью, даже если не убьют, жить осталось от силы пять дней.
Она напоила Пламенного горячим напитком из своих запасов, который поднимает на ноги даже смертельно больного, но лихорадка все равно вскоре дала о себе знать. Слишком сильно поднимать температуру тела у него не было сил.
Ниара вздохнула тяжело, понимая, что снова ничего не может сделать. Разве что опять избавиться от одежды и лечь рядом. Почему-то целительница казалась ему горячей, и тепла ее тела должно было хватить, чтобы согреть его. Стоило подумать об этом, как парень спросил, уставившись в потолок:
— Почему ты жалеешь меня, когда должна ненавидеть?
Врачевательница помолчала, но все же ответила:
— Я знала, что мой ребенок умирает. Знала, что он мучается от боли. Я должна была убить его сама по всем человеческим законам милосердия. Но не могла… Его душа была мечена проклятием. И поэтому я не могла. Потом… после того… рейда… когда ты пришел… Позже… я встретила душу своего сына. Свободную. Без метки. В сопровождении охранителей, а не слуг Кошмара. Он приходил попрощаться и смеялся так счастливо, как никогда не смеялся при жизни. А потом я думала. Много. Долго. Думала, какой же силой, волей и бесстрашием надо обладать, чтобы снимать метки проклятий с невинных душ. Чем нужно пожертвовать, чтобы делать это так, как ты. Недавно ты проговорился о своем даре изгоняющего. Еще тогда я поняла, что и для чего ты на самом деле делал. Теперь поняла и как ты это делал, Ален Белый Грифон.
— Не называй меня этой человеческой кличкой, — сдавленно попросил пленный командор Серебряной Империи.
— Не буду, — через несколько мгновений тишины ответила она.
Пустота повисла между пленником и женщиной. Пустота и тишина. А потом он еле слышно заговорил:
— У тебя будет еще один сын, Нири. — Она вздрогнула. Только мать называла ее так, очень давно, в детстве… — Он будет здоровым, сильным и никогда тебя не разочарует.
— Ошибаешься, — горько ответила женщина. — Больше у меня не может быть детей. Совсем.
— Я никогда не ошибаюсь, — возразил пленник. — Один из моих талантов — предвидение. Я видел твое будущее так же ясно, как тебя сейчас. У тебя будет ребенок. Здоровый, сильный и самый замечательный мальчишка на свете. И не бойся его простуд и периодических лихорадок — он всегда будет выздоравливать.
Она поверила. Потому что он не лгал. Вспомнив, что ее хоть нелюбимый, но муж умер, спросила:
— И кому же я такая… — Она запнулась, не произнеся слова «старая». Тридцать два года для нимадоргской женщины — возраст очень приличный. Даже если она выглядит так же хорошо для своих лет, как Ниара. — … нужна? Кто станет отцом ему?..
Он не ответил. Просто взглянул ей в глаза и улыбнулся. Погасив светильник, она ощупью нашла в темноте его губы и подумала, что не такая уж она и старая, если совсем молодой мужчина может на нее так смотреть. А когда он ловко и умело избавил ее от одежды, то готова была опровергнуть свои же мысли о том, что этот юноша невинный…
…Никогда она не знала мужчины нежнее и заботливей. Он предугадывал ее желания прежде, чем она успевала полностью осмыслить их. Никогда ни один мужчина не относился к ней как к богине, с таким же трепетом и восхищением. Любая женщина назвала бы его развратным, но каждое его движение было ее осуществленным желанием. Ни одно легкое прикосновение не было неприятным или болезненным. Разврат и скромность, забота и ласка с яростью огня и силой бури в пустыне — все это было в нем. А свинской похоти, жестокости, грязи, эгоистичного животного желания — не было совсем. Он первый и единственный, с кем она позабыла про весь остальной мир. Потому что всем миром стал он один…
И ни один мужчина, обняв под утро после ночи, никогда не напевал ей колыбельную…
Краткий тревожный сон для Ниары закончился с наступлением рассвета. Открыв глаза, она
