побратимов и сказал хриплым ломким голосом:
— Я не верю в смерть.
Альтис вздрогнул и медленно повернулся. Он даже не понял сначала, что так резануло слух.
— Я не верю в смерть, — повторил Волк, подойдя к Ветру.
Изначальная речь, которая для бессмертных была не только речью. Люди могут говорить на ней свободно и без опаски, но для богов это — инструмент созидания-разрушения, а не только родной язык. На нем не говорят в материальном мире, опасаясь неосторожным словом или не вовремя вырвавшимся ругательством вызвать катастрофу.
Обо всем этом думал Альтис, а ноги уже несли его к побратимам.
— Я не верю в смерть! — одновременно произнесли Траэллита, Алина и Альтис.
И даже маленький Волчонок, подойдя, старательно, по слогам, выговорил заветную фразу.
Вскинули друг другу на плечи руки, сдвинулись тесным кругом. Повторили, как заклятие: «Не верю в смерть!»
— Но я верю в месть, — шепнул Альтис, когда затихли, осели в сердцах и умах главные слова.
Нельзя говорить в материальном мире на языке творения. Ведь каждое слово будет иметь непредсказуемые последствия. Только иначе они не могли. Затеплилась надежда, возникло смутное ощущение, что их брат просто ушел. В надматерию, на Велимор… еще куда-то.
Только демон полностью осознавал, какой это страшный самообман. Но так хотя бы можно дышать, не воюя с собственным горлом, сведенным от боли, за каждый глоток воздуха. Трудно. Больно. Но уже не так невыносимо, как было. Стрим знал, на что шел, обманув себя. Они все знали.
Все силы бросили на сокращение дороги, и к вечеру следующего дня отряд достиг пограничного форта. Арох снова надел маску принца, воспользовался одним из свитков, подписанных рукой Сильтарины, и они расположились на ночлег с комфортом.
Было истинным удовольствием для усталых путников наконец-то отмыться в горячей воде, переодеться в чистое. Нормально поужинать за столом, а не у костра из походного котелка. Но все эти прелести жизни отметили скорее люди, а не боги, для которых жизнь в странствиях была привычна. Бессмертные любили и ценили комфорт, но, если его не наблюдалось, это их не тяготило.
К закату побратимы собрались снова. Они просто вышли на улицу, дошли до тренировочной площадки форта. В этот предзакатный час там почти никого не было. Боги, демон, Пламенная — все как один встали на колено и склонили головы перед закатным солнцем. Это был час гибели их брата… Потом они поднялись, и Альтис достал флейту. Демон должен быть сильным, ведь он — лидер, на плечах которого держится все. Но хотя бы в музыке можно выплеснуть тоску и горечь…
Он едва успел поднести флейту ко рту и набрать в легкие воздуха, как неначавшуюся мелодию оборвал радостный визг:
— Talleri!..
Альтис развернулся, даже не пытаясь скрыть удивление… и у него на шее повисла радостно вопящая девчонка. Узрев лица своих учеников, бросившихся к нему следом за Кари, демон даже не сумел зарычать. Кое-как взяв себя в руки, Пламенный все-таки отодрал от себя ученицу. И, держа эту непоседу за шиворот на вытянутой руке, спокойно произнес:
— Не понял.
— Э… ну… — сникла запыленная и усталая девочка. Она и не пыталась трепыхаться. — Мы не могли остаться в стороне, Я же не могу оставить свою империю без присмотра!
Оглядевшись, Альтис понял, что дети не одни. Маленькая эльфийка, переодетая мальчиком, подошла к Ветру и лукаво улыбнулась. «Я соскучилась, любимый…» — почти беззвучно шепнула владычица.
Другая девушка, с толстой косой светло-русых волос до колена, растерянно разглядывала обоих Волков.
Снежный волчонок стоял позади своих спутников и беспокойно шарил взглядом. И с каждым мгновением тревога в льдисто-голубых глазах росла.
— А где Коган? — спросил мальчик. Снежинки густо завихрились над его головой.
Лица богов такой исказились мукой, что ответ не понадобился. Но отпущенная из крепкой хватки принцесса тихо повторила, перестав улыбаться:
— Где Коган, Talleri?
— Даже бога можно убить, — через силу вытолкнул из себя демон. Кари мотнула головой, не веря, и Пламенный повторил сказанное сутки назад: — Нет больше Когана.
Впилась в грудь когтистой лапой боль, мешая дышать. Альтис стиснул зубы.
— Как… нет?.. — севшим голосом спросила Карэн. — Боги бессмертны!
— Как и демоны, — глухо ответил Альтис.
Кари еще минуту постояла, силясь осознать услышанное. И расплакалась.
— Что случилось? Кто это сотворил?! — звонким голоском спросила эльфийка у Ветра.
Но тот не мог ответить, и владычица легко прочла всю бездну тоски и отчаяния на лице любимого.
Отвернулась, зло вытерев лицо кулаком, воительница.
Дышать стало невмоготу, и стальные когти в груди сжались еще сильнее. Демон рванул на груди шнуровку, вскинул голову к небу. У седого виска судорожно билась жилка. Темнота сгустилась до осязаемого мрака. И из этой темноты проступило знакомое до оскомины лицо, на котором горели лютой ненавистью желтые глаза. Узкий зрачок подрагивал, едва заметно расширяясь в такт ударам сердца. Схватив демона за плечо и дернув к себе, Зверь вогнал длинные когти свободной руки в когда-то нанесенную рану, силясь добраться до сердца. «Ненавижу тебя…» — шевельнулись губы, прежде чем растянуться в страшном оскале.
— Альтис!.. — первой кинулась к упавшему демону воительница. — Стрим! У него опять приступ!..
Все потонуло в напоминающем трясину тягучем небытии…
Он очнулся от холода. Заставил себя сесть, прижал к груди руку, пытаясь пересилить и унять давящую боль. Когда немного отпустило и дышать стало возможно хотя бы через раз, Демон смог оглядеться. В паре метров слева горел костер, и его двойник сидел у огня, подперев подбородок рукой. Хмурился, глядя на летящие в ночь искры.
— Что, пакостник мелкий, не сумел добить? — Альтис подсел к огню, стараясь не делать резких телодвижений.
Желтоглазый Зверь взглянул на демона с раздражением и злобой, буркнул в ответ:
— Решил растянуть удовольствие.
— Ну-ну, — скептически хмыкнул Альтис и сунул руки в огонь.
Пламя побелело. Демон улыбнулся, когда языки огня обняли его руки, потянулись к груди, к лицу. Зверь жадно подался вперед, с головой сунулся в костер. Ловя руками белый огонь, пил его, как воду.
— Пламя бывает разное. — Альтис покосился на Зверя. — Даже одно и то же, оно разное. Это — Огонь, который горит вовне, он не сжигает душу. Ласковый, теплый, любящий. Но грозный, опасный, смертоносный. Его пища — ветви деревьев, трава, воздух. Огонь, который ты зажигаешь в себе, тоже требует топлива. И его дрова — это твоя душа, твоя любовь к нему, твоя жизнь, твоя ярость. Он много берет, но дарит в ответ себя. Пламя Жизни, Amenotiva, несет самое страшное разрушение — ты сжигаешь себя в нем всего без остатка. Подобной смертью имеет возможность умереть любой маг-пирритик, владеющий огнем, не только истинный Пламенный. Но вот воли сгореть заживо хватает лишь у одного из сотни тысяч. Из себя самого ты создаешь Огонь, сходный с Пламенем Творения.
Зверь поймал еще один лепесток Белого Пламени, потерся об него щекой, мечтательно и довольно улыбаясь.
— Я тебя тоже не смог убить, — вдруг сказал Альтис.
Сверкнули в оскале два ряда острых зубов. Зверь затолкал огонек за ворот, растянулся на траве, мурлыкая веселую песенку.
Они не будут друг друга убивать. И пока не закончится их вооруженный нейтралитет, даже воевать
