— И этого не взяли. Да что у них вместо душ?!
Амат бросил на траву перепачканное кровью божества копье, оглядел двоих присутствующих сообщников.
— Удачно? — спросил сидящий прямо на земле молодой светловолосый парень. По его руке полз мохнатый паук размером с пол-ладони. Его можно было принять за обычного смертного, если бы не взгляд, которого даже другие демиурги старались избегать. Хуже становилось только от взгляда Смычка, но та — совершенно особенная.
— По плану, — пожал плечами Амат, неприязненно взглянув на мохнатую тварь и подивившись, как Матиалис их держит. — Руан не подвел. Он еще не возвращался?
— Ждем с минуты на минуту, — отозвался демиург, которого можно было назвать эльфом. Только жители мира, сотворенного Смычком, привыкшие к вечной молодости эльфов, очень удивились бы, увидев такого, который выглядел, как человек, разменявший пятый десяток.
Рыжеволосый юноша проявился в данной реальности и повалился на спину в траву. Не понимая, в чем дело, демиурги переглянулись. Рыжий попытался приподняться, со стоном выдохнул, и по подбородку хлынула кровь. Кровь струилась из-под ладоней, безуспешно зажимавших рану на животе.
— Руан?!
Матиалис вскочил первым, сразу за ним рядом оказался Амат.
— Что произошло, Руан?!
— Теневой… — с усилием прохрипел Рыжий. — Теневой Актер…
Закашлявшись, он не смог договорить.
— Где ты на Актера умудрился нарваться?! — изумился Амат. — И как ты это смог пережить?..
— Не заживает, — сообщил Матиалис, не убирая ладони с раны. — Дариат, давай его быстро к тебе, сдохнет же! — Подхватив на руки того, кого считал другом, парень шагнул к эльфу.
Не теряя времени, тот схватил Паука под локоть, и все трое стремительно выцвели, прежде чем истаять. Амат, подняв свое копье, исчез, облетев легкими хлопьями белого пепла.
Парусник горел ярким пламенем в ночи, бросая на воду блики. Маленький, маневренный, быстрый. Как раз такой, какие любил ламий. Игрушечный кораблик бога…
— Надо было в море…
Альтис обернулся и увидел рядом Алину. Запястье девушки плотно охватывал небольшой серебристый браслет, которого раньше не было. У них у всех с этого дня были такие браслеты. Она неотрывно смотрела на огонь. И сгорала в этом погребальном костре.
— Ему уже все равно, — сказал демон.
Никто не подходил к стоящей на краю пирса четверке, старались держаться подальше.
Отчаянно плакала принцесса, уткнувшись в Лёнькино плечо. Лисёнок, обнимая вздрагивающие плечики своей королевы, боялся взглянуть на учителя. Василиса впервые в жизни пила вино из горла бутылки. Король сидел на берегу, обхватив голову руками, никого и ничего не слыша. Некроманты впервые в жизни посылали молитвы первому кругу Купола.
Пел ветер, нашептывая слова отчаяния на разных языках, каждому — свои… Пел огонь, срываясь то на крик, то на болезненный шепот и всхлипы. Пели волки, донося до каждого страшную весть. Она была безумно, не по-земному прекрасна, эта песня. И так же далека от земли, как сами бессмертные, бездвижно стоявшие на пирсе. Бог — это больше, чем видимое тело, внешний облик… Это часть мира, воплотившаяся в личности, сам он — мироздание. Творение в Творении… большее, иное, необъяснимое. Смертные лишь отдаленно могут вообразить себе истинную суть божества. Море лишилось своего разума и живой души, когда умер его владыка. Когда плачут боги — рыдает мир.
Люди, хоронившие Траэллиту и тех защитников, что погибли вместе с ним, держали в руках сотни зажженных ламп, огоньков, свечей… Они видели его смерть. Но не могли поверить, что владыка морей может погибнуть.
Это страшно — когда гибнут боги…
Оставшаяся четверка бессмертных сгорала в погребальном костре брата. Вот только ни понять, ни принять эту смерть они не могли. У людей это называлось бы шоком, у бессмертных… вся эта реальность стала казаться им сном. Кошмарным, но все же сном. Можно будет потом проснуться, открыть глаза, рассказать братьям, какие дурацкие сны иногда могут привидеться. И только по грани парализованных неприятием происходящего сердец и умов иногда проскальзывало невыносимое горе невосполнимой потери.
— Линка…
Она с некоторым трудом оторвала взгляд от огня, повернулась к демону.
— Ты еще жива, моя девочка.
Пламенная отрицательно качнула головой, безжизненно ответила:
— Нет, Альтис. Я обманулась на некоторое время, вообразив, что могу жить. Но лишь на несколько мгновений.
Демон едва заметно кивнул, понимая.
— Надо было к морю… Морю не все равно, — выдохнул Ветер. — Почему так, Альтис?..
Ветер не сгорал в этом огне. В нем уже нечему было гореть. Демон ответил, не сказав ни слова утешения. Он ответил только правду:
— Мы все мертвы с тех пор, как Литис сжег себя в собственном Пламени. Мы умерли, когда Альтаир закрыл глаза навсегда. Когда убили Когана — мы обманули себя в последний раз, притворяясь живыми. Больше мы не будем себе лгать, брат.
Стримбор взглянул на своего Пламенного брата. И улыбнулся. Безжизненно, как только и может улыбаться мертвый.
— Осталось дождаться, пока жизнь окончательно поймет, что мы ей уже не принадлежим, — сказал Стримбор.
— Этого ждать недолго, — отозвался Альтис. — Когда малыш сможет встать, Арох?
— Завтра уже будет на ногах, — ответил Волк. А обо всем остальном Арох промолчал.
Снова посмотрев на корабль, Пламенный сутью потянулся к нему. Парусник вспыхнул ослепительно- белым и продолжил ровно гореть. Но тело брата уже обратилось в невесомый пепел.
— Стрим, — позвал демон. — У меня было последнее обращение в облик. Одно неверное движение — и даже погребального костра мне будет не нужно.
— Когда откат? — поинтересовался спокойный бог-ветер.
— Да начался уже, — вздохнул демон.
— Пойдем в храм… Там будет легче.
— Хорошо, — согласился Пламенный.
Смертные расступались перед побратимами и уходили с пути еще до их приближения. Немногие, кто решался остаться поближе, навсегда запоминали страшную картину. «Мы все умерли…» — шептал ветер их голосами, а из глаз глядела сама Смерть.
В храме было пустынно. Только двое служителей веры встретили бессмертных. Белые, расшитые серебром одежды, тяжелые, но не мешающие движениям мантии, тяжелые золотые медальоны, указывающие на степень старшинства и посвящение. И полное непонимание в глазах. Они не хотели принимать произошедшее.
— У нас теперь… девяносто девять богов?.. — спросил совсем молодой клирик, выйдя навстречу бессмертным.
— Девяносто восемь, — ответила Алина. — Коган-ястреб умер несколько дней назад.
— А скоро нас станет еще меньше, — добавил Стримбор.
Старший храмовник устало качнул седой головой. К ночи правильные черты стали резче, расчертив лицо тенями, в гордом профиле властного старца поселилась усталость. Он тяжело спросил:
— Вы знаете, о великие, кто убивает богов?
— Чужие Создатели, — ответил человеку демон. — У Создателя есть враги, которым не по вкусу пришелся наш мир.
— Они несут Тьму? — спросил молодой клирик.
