– А что с его головой?… – спросила мама, вопрошающе глядя на мистера Моррисона.
Но мистер Моррисон больше ничего не прибавил, и мама обернулась к Стейси.
– Ты в порядке, сынок?
– Да, ма, – ответил Стейси, лицо его было непривычно мертвенно-белым, глаза устремлены на папу.
– Тогда сбрось скорее мокрую одежду. Не хватает еще, чтобы ты схватил воспаление легких. Кэсси, а ты иди спать.
– Я разожгу огонь, – сказала Ба, исчезая в кухне.
Мама подошла к стенному шкафу, чтобы найти простыню и сделать гипсовую повязку. Но мы со Стейси с места не сдвинулись, мы смотрели на папу и не шевелились, пока не появились заспанные Кристофер-Джон и Малыш.
– Что тут такое? – спросил Малыш, щурясь на свет.
– Дети, отправляйтесь назад в постель, – сказала мама, кинувшись, чтобы задержать их и не впустить дальше в комнату, но не успела: Кристофер-Джон уже увидел на постели папу и прошмыгнул мимо нее.
– Папа, ты вернулся!
Мистер Моррисон живо подхватил его на руки, прежде чем он толкнул кровать.
– Ч… что случилось? – спросил Кристофер-Джон, теперь уже совершенно проснувшись. – Папа, что с тобой? Почему у тебя на голове эта штуковина?
– Папа уже спит, – сказала мама, позволив мистеру Моррисону опустить Кристофера-Джона снова на пол. – Стейси, отведи их спать… и, пожалуйста, сними с себя мокрую одежду. – Но никто из нас не пошевелился. – Двигайтесь, когда я прошу! – прикрикнула на нас мама, теряя терпение, но лицо ее было скорее озабоченным, чем сердитым.
Стейси повел нас в комнату мальчиков.
Как только дверь за нами закрылась, я спросила:
– Стейси, папа серьезно ранен?
Стейси нашарил лампу, зажег ее и опустился устало на край постели. Мы сгрудились вокруг него.
– Скажи!
Стейси мотнул головой.
– Не знаю. Ногу переехал фургон… и еще выстрел.
– Выстрел?! – с испугом воскликнули Кристофер-Джон и Малыш. Но я больше ничего не спрашивала, боясь говорить, боясь даже думать.
– Мистер Моррисон сказал, он не думает, что пуля сильно его ранила. Он считает, она только задела кожу… вот здесь. – Стейси провел пальцем вдоль правого виска. – Она не застряла нигде.
– А кто же стрелял в папу? – спросил Малыш в великом возбуждении. – Никто не имеет права стрелять в папу!
Стейси поднялся и велел Кристоферу-Джону и Малышу лезть под одеяло.
– Я уже и так слишком много рассказал вам. Кэсси, ты тоже иди спать.
Но я продолжала сидеть, тревожные мысли не позволяли мне уйти.
– Кэсси, иди, мама же сказала тебе.
– Как это фургон переехал его? Почему в него стреляли? – сердито выпаливала я вопрос за вопросом, а про себя уже обдумывала месть тому, кто посмел напасть на папу.
– Кэсси… иди наконец спать!
– Не пойду, пока ты мне все не расскажешь!
– Я позову маму, – попробовал угрожать Стейси.
– У нее и так хватает забот, – сказала я и, скрестив на груди руки, ждала: я была уверена, что он все мне расскажет.
Он подошел к двери и открыл ее. Кристофер-Джон, Малыш и я напряженно следили за ним. Но он тут же закрыл дверь и вернулся к постели.
– Что они там делают? – спросил Малыш.
– Ба перевязывает папе голову.
– Так что же все-таки там случилось? – повторила я.
Стейси сдался и, вздохнув, сел.
– Мы уже возвращались из Виксберга, когда слетели оба задних колеса, – начал он глухим шепотом. – Уже стемнело, и шел дождь. А папа и мистер Моррисон… они решили, не иначе кто-то их открутил, колеса эти, потому что слетели сразу оба – раз и слетели. И я сказал им тогда, что, когда мы были еще в Виксберге, я видел около нашего фургона двух каких-то парней, а папа сказал, что некогда распрягать и разгружать фургон, чтобы посадить назад эти колеса. Он считал, что кто-то крадется за нами.
И вот мы подобрали колеса, нашли болты, и папа велел мне держать покрепче вожжи, чтоб заставить Джека стоять смирно… А Джек очень упрямился, потому что испугался грозы. Потом мистер Моррисон взял да поднял фургон, сам, один. Фургон-то был какой тяжелый, а мистер Моррисон поднял его, как пушинку.