бетон чей-то трубный голос.
Бетон крошится, его словно сдувает ветром. Василий снова видит, как стреляет в боевика Юнуса, выглядывающего из темной комнаты, как змеечеловек ранит капитана Лялина. Василий тащит командира по саду, а следом стелился багровый шлейф. Ползучий сатаноид опять возникает на этом хвосте, змеится вдогонку. На этот раз Василий не перелезает через стену, а решает встретить опасность вместе с командиром, однако какая-то сила отшвыривает его. Воин-сатаноид снова рубит капитана Лялина саблей. Взрыв гранаты похож на бросок разбушевавшейся саламандры. От всей сцены остается лишь алое пятнышко, которое улетает вдаль. Наступает непроглядная ночь…
Бетон собирается снова и Василий кричит в стену: «Верните меня обратно, суки, я знаю, как вытащить Лялина».
Но когда снова настает день, подвергшийся психозондированию человек видит перед собой лишь Виталия Магометовича, строгого и спокойного.
— Вы нас разочаровываете, Василий Савельевич, — укоризненно молвил чернобородый господин.
— Но я действительно ничего не помню, хоть это было недавно! А что было давно, помню. Я, надо полагать, уволен? — со слабой надеждой спросил господин Берг.
— Нет, — расстроил собеседник. — Ваша работа в нашей фирме еще не закончена. Мы нашли, что на ваше сознание было оказано серьезное внешнее воздействие. Хотя в вашем мозгу мы не обнаружили каких-либо электронных или киберорганических имплантов, вы могли быть закодированы фармакологическими психопрограммным средством или с помощью диффузного нейроинтерфейса, напоминающего хорошо известный вам наркод. Так что, извините, господин Берг, но вам необходимо пройти карантин, обязательность которого следует из пункта договора номер сорок три, говорящего о мероприятиях по подтверждению доверия. Не забывайте, Василий Савельевич, мы живем в правовом государстве.
Что такое карантин в «правовом государстве», становится доподлинно известно уже через пару минут. Какие-то абреки берут господина Берга под белы руки и спускают в самый натуральный подвал. Всё очень мрачно, жертва пункта номер сорок три ожидает, что её сейчас начнут растворять в ванне с серной кислотой и понемногу сливать в канализацию. Но нет, гуманизм побеждает, господина Берга просто приковывают наручниками к крепчайшей трубе, проходящей от одной стены до другой вдоль третьей.
Единственная мысль, каковая вертелась в голове Непрометея Прикованного, была жалобной: «Почему я такой несчастный? Одним — мерседесы со встроенными туалетами, курорты на Мартинике, блядки в Монте-Карло, внимание прессы, именование борцом за свободу. Другим — то по роже, то под зад, то наезд бандитов, то накат прогрессивной общественности, то негативный имидж, чтоб не жалко было мучить.»
Непрометей подергался на цепи, попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе. Пока всё безрезультатно. Поозирался. Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения стоял какой-то массивный аппарат, похожий на помесь могильной плиты и автомата по продаже колы. Он явно работал, мерцал индикаторами, издавал негромкое, но напряженное гудение. Еще господин Берг заметил глазок видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне. Впрочем, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире монтируют — менеджмент интересуется, не слишком ли много времени сотрудник проводит на горшке, нет ли в этом проявления нелояльности к фирме.
Все, осмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время отдыха. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть в карманчик рубашки — а там лежала доза наркода, подаренная Соросом, мучители почему-то не изъяли ее. Господин Берг заглотил ярко-желтую пилюлю, потом стал развлекать себя, вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома «Брокгауза-Ефрона». В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился в центр помещения, как это делают робопылесосы. А над ним, как бы на потолке, колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между аппаратом и потолком будто сгустился. Господин Берг поморгал, но такое впечатление, что там прямо образовался столб серебристой жидкости, в котором искрятся сапфировые точки. Ага, это ж наркод подействовал, теперь грустить не придется. Господин Берг швырнул в столб осколок кирпича. И кирпич исчез, то есть вначале замерцал, потом распался на серебристые нити, которые словно втянуло водоворотом. А в потолке будто открылся люк и… оттуда стал спускаться человек, известный как Саид Бекмурадов. Без лестницы, без лифта, без какой-либо опоры, однако не падал, а плавно двигался вниз.
«Такой глюк мне совсем не по нраву, — подумал господин Берг. — Подарочек бандита, конечно же, бракованным оказался».
Играющие мускулы и желваки небритого лица ясно выдавали намерения «частного детектива». Он был настроен явно враждебно, как зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же охотничьей территории. На лице его был отпечаток транса, но не пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а агрессивного, боевого — который у малайцев прозывается «амок», в котором кавказские воины пляшут «зикр».
«Это, конечно же, глюк, — успокоил себя господин Берг, но тут же подумал. — А если не?
Тогда шансов на спасение маловато. Увы, узник мог перемещаться лишь вдоль трубы, от одной стены до другой, вдоль третьей. Господин Берг и побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает как неразумная тварь. Вот уже конец пути, глухой бетон, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость. Притом кипучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее, вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, тупая помеха, которую следует уничтожить.
И тут подвал из объемного стал плоским, будто нарисованным на ширме, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Далее проклятая геометрия Евклида, которая неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. Замкнутый набор плоскостей раскрывался. Ширма трескалась, пропуская струи серебристой жидкости, а за ней проступал облик другого, настоящего мира.
За истончавшей бетонной стеной господин Берг увидел свое отражение. Радужки глаз порыжели, физиономия вся в багровых полосах, задравшаяся рубаха показывает, что они бегут и по телу.
В крестце зашевелилась ящерка, ее конечности, удлиняясь, прощупывали потоки Большого мира.
А обстановка подвала быстро таяла, как лед под мощными струями теплой воды.
Вдох всем телом, подвал хрупнул как орех, растрескалась даже незыблемая стальная труба — и правая рука высвободилась.
А Саид уже рядом, наваливается — весь разукрашенный ярко-красной татуировкой, с радужками цвета граната-карбункула, с занесенным пудовым кулачищем; левая же рука, та, что раньше была в перчатке, оказалась здоровенной клешней. Василий, сжав правой рукой кольцо наручников, врезал обидчику в челюсть. Удар был хорош, Саид отшатнулся, повращал удивленными глазами, однако стал надвигаться снова.
А Василий почувствовал волну, она всё сильнее, и вот сорвала его с тверди, крутанула, швырнула. Стало жутко, будто он утопает, уже и воздух заканчивается.
Василий судорожно вздохнул, но, вместо того, чтобы захлебнуться, осознал, что можно не дышать, ему теперь не нужно дыхание…
Заплыв продолжался неизвестно сколько, вокруг были только неясные тени, но вот нечаянный пловец снова на тверди и взгляд сфокусировался. То, что казалось тенью, сконденсировалось в пучок серебристых нитей с рубиновым пятном посредине, потом они покраснели и стали сплетением кровеносных сосудов.
После дальнейшего прояснения Василий обнаружил себя в другом конце комнаты, а сплетение кровеносных сосудов сгустилось, в нем проросли сухожилия, нервы и кости, которых обкрутили толстые мышцы, все это оказалось обтянуто кожей и стало Саидом. Бекмурадов снова пошел на сближение со свирепым лицом и глазами-карбункулами. Эх, раньше надо было бить.
