Василий прождал час в очень неудобной позе, все более коченея — солнце уже уходило за гору — но так ничего и не изменилось. Кто ушел, тот не вернулся, кто караулил, тот так и остался, причем и «колонна» и «вход» в скалу были ярко освещены фарами джипов. Путь вниз был отрезан. Направиться вбок или вверх по скальной стене мог только персонаж фильма, но не Василий.
Он попробовал поудобнее разместиться в своей трещине и отчасти получилось — ноги куда-то пролезли. Следом он автоматически направил и тело. У трещины явно имелось продолжение. Василий с тяжким кряхтением развернулся в сторону этого «продолжения» и вытянул шею вместе головой, желая разглядеть открывшуюся расщелину — похоже, она уходила вглубь скалы. Облизанный палец зафиксировал сквозняк, а значит воздух движется между двумя отверстиями, входным и выходным. Василий решил рискнуть и прогуляться в таинственное «может быть», тем более что багровые полосы на его руках немного светились.
Расщелина оказалась не слишком годной для променада, здесь можно было лишь ползти. Иной раз ее ширина была меньше толщины живота, иногда у нее имелись острые выступы в виде резательных приспособлений, которые нацеливались на половые и прочие органы. Однако Василий, втягивая живот, грудь, спину и прочие органы, протискивался все дальше и дальше. Неожиданно щель перешла в довольно широкую прорезь явно искусственного происхождения.
— Ну и? — поинтересовался свежеиспеченный спелеолог у Навигатора. — Что это?
Бодик видел глазами Василия, но анализировал точнее.
— Камень обработан примитивными орудиями, но с удивительной точностью, — отозвался Навигатор. — Наклон штрека — десять градусов.
— По моим предположениям время постройки: конец третьего века до нашей эры — начало первого века нашей эры, — включилась цифродевица в роли любительницы истории. — Если это не Шихуан, тогда кушаны, — это такие близкие скифам племена, — тоже ведь великую империю создали от Инда до Тарима.
— Удивительно полезная информация.
— Только не надо иронии. Я ж тебе говорила про пещерный храм и возможно содержащиеся в нем артефакты, надо было слушать и делать выводы, а не клювом щелкать.
— Слушай, Зина, я от твоей трепотни уже устал.
Наклон вниз вскоре сменился подъемом, а затем и изгибом. В какой-то момент тоннель раздвоился и Василий выбрал правый проход, после чего снова появился уклон вниз. Стенки прохода становились все более склизкими и ребристыми, так что в определенный момент сходство с кишкой сделалось очень заметным. А потом послышался шум и, едва Василий успел сгруппироваться, его подхватил поток щебня. Куда его несет, крутя и вертя — он, конечно, не знал. Все силы и мысли уходили на то, чтобы не наглотаться каменной трухи.
Когда, наконец, движение прекратилось, Василий точно знал, где находится. Посредине ничего.
Минуты две он пребывал в полной прострации, вернее глубоко кашлял, в чем принимало участие все тело, включая пальцы ног. Он даже боялся наложить с натуги в штаны.
— Ты явно находишься в прекрасно сохранившемся, включая действующую механику, буддийском пещерном храме времен Кушанской империи, — фальшиво подбодрила цифродевица.
— Ага, сейчас начну билеты туристам продавать. Ты бы хоть повороты считала, пока меня носило по этой жопе эпохи кушан, — напустился на нее Василий, несколько прокашлявшись.
— Если бы была видимость получше…
— Плохому танцору всегда что-то мешает. Если бы вы меня сюда не затащили, я бы сейчас слизывал крем с пирожных где-нибудь на Майорке. Плюну я на ваше задание.
— Ну, плюнь, только на себя не попади.
В самом деле бастовать, только себе хуже делать, да и сквознячок все же чувствовался, значит надо идти.
Первое время бездна его отчаяния никак не уменьшалась, «потолок» снова стал ниже и приходилось тащиться на карачках. А потом спелеолог-нелюбитель почувствовал толчки — во глубине скалы что-то содрогалось. Словно намечалось землетрясение. Но содрогалось регулярно, как будто билось сердце. Огромное драконье сердце.
Это было так жутко, что уже стало интересно. Что там напридумывали эти самые укушаны? Василий прибавил ходу на своих карачках и проход завершился лабиринтом из небольших пещерок, соединенных узкими переходами. Снова содрогнулось «драконье сердце» и, старательно завывая, в этот лабиринт ворвался ветер. Пальцы не смогли уцепиться за склизкий камень. Была минута пытки, когда Василия бросало из пещерки в пещерку, пытаясь сломать ребра и расквасить лицо. После одного сильного удара по хребту он счел себя без пяти минут покойником.
Но на этом «избиение» прекратилось, его вынесло в относительно прямой тоннель, пробитый в шпате — этот можно было бы, при желании, сравнить с прямой кишкой. Наклон здесь был градусов тридцать, так что, не успев отсчитать раз-два-три, он вылетел наружу…
Первое, что Василий увидел, когда поднял голову — это была нависшая над ним пасть дракона, огромная и устрашающая, а глаза драконьи, смотрящие свирепо-свирепо. Второе, что увидел Василий, оглянувшись, было отверстие, из которого он выпал — оно являлось задницей другого дракона.
Драконы были каменные, с корундовыми глазами, но все равно устрашить могли любого.
В пасти большого дракона было зажато искристое кварцевое яйцо, на котором проглядывался высеченный орнамент.
В этом рисунке угадывались и круглый камень, и сабля, и щит, похожий на свернувшуюся змею. Никак «яшмовый», «булатный» и «нефритовый» ключи?
Так это и есть Яйцо, о котором говорила Зина? То самое или не то? Ладно, сейчас хватать его и тикать, потом разберемся. Только весит оно килограммов двадцать — так что придется катить…
Этому смелому плану не суждено было реализоваться. Кто-то вдруг заговорил — пронзительно и резко, скорее всего, на языке тюркской группы. Тут же ударил луч прожектора. Василий вздрогнул и обернулся. Метрах в пяти от него стоял офицер османской армии, наставив дуло автомата. Классная немецкая машинка могла выпустить за десять секунд триста реактивных пуль типа «ромашка» и разорвать тело в клочья, как газету. Маленькие глазки османского командира выражали гнев. Позади офицера свирепо таращилось двое аскеров. Офицер опять заверещал резким голосом, — программный переводчик явно не поспевал — так что Василий лишь пожал плечами и поприветствовал со слабой улыбкой:
— Киз мераба.[33]
По ярости, дополнительно нарисовавшейся на лицах османов, Василий догадался, что ошибся в выборе слов.
— Девочки тоже с тобой здороваются и извещают, что немедленно пристрелят тебя, если ты не скажешь, откуда взялся и что здесь делаешь, — человек, известный как Саид Бекмурадов, выступил в роли толмача, наполовину заслонив собой прожекторный луч. — Меня ты, кстати, тоже стал раздражать, хотя я понимаю, что везет тебе неспроста.
— Господин Бекмурадов, меня изрыгнул или точнее испражнил дракон, а до этого я упал с неба.
— Это ты местным верблюдоводам расскажешь, господин Берг, они тоже как выпавшие из задницы.
— Хорошо, давайте подробнее. Вы посадили меня в подвал, потом пошла такая круговерть — вы же знаете. Ну, и в итоге я оказался в какой-то ящике, а потом здесь, на Тянь-Шане, будь он неладен.
— Дальше. Что ты тут забыл?
— Ничего, я ж случайно здесь оказался. Но раз пошла такая пьянка, то и я антиквариатом бесхозным не прочь прибарахлиться. Кувшины, черепки…
— Яйца? — прищурившись спросил Саид.
— Если Фаберже, то сгодятся и яйца.
— Здесь, скорее, найдутся от динозавров. Значит тебе нужно одно. Или два?
— Одного достаточно. У вас, господин Бекмурадов, случаем, нет лишнего?
— У меня, случаем, нет. Хотя я его тоже ищу. Вижу, пора становиться в очередь за яичком. Плохо, что тебя тут никак не ожидали увидеть, ты появился сильно невовремя. Иди-ка сюда, господин Берг.
Идти «сюда» не хотелось. Василий вращал глазами, ища точку опоры для рывка и планируя
