чем идет речь.
— Ты отвратителен, — задохнулась она от возмущения.
Но и она хороша… Ее собственные бедра подались ему навстречу, а с губ сорвался глухой стон… О, будь, проклят этот животный инстинкт, что побуждает к соитию!
Эстебан вновь расхохотался, потянулся к ее волосам и снял заколку.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес он, запуская пальцы в текучее невесомое золото, — вот теперь ты куда больше похожа на маленькую распутницу, на которой я женился. Остается выяснить, далеко ли ты от нее ушла.
С этими словами Эстебан потянул за молнию на пиджаке. Борта разошлись, открывая взгляду кремовую блузку, застегнутую доверху на перламутровые пуговицы. При виде этой целомудреннейшей из блузок глаза Эстебана вновь полыхнули яростным пламенем, как если бы, надев ее, молодая женщина совершила страшный грех.
— Ну и зачем тебе этот сногсшибательный кожаный костюм? — ехидно осведомился он. — Зачем эта старомодная прическа и блузка, которую моя мать бы не надела? Что ты пытаешься доказать, Джасмин? Что сексапильность может проявляться по-разному? Или что для нового любовника ты освоила и новый стиль одежды? Ему нравится раздевать тебя постепенно и неторопливо, верно?
— Верно, — прошипела Джасмин ему в лицо. — Чем больше на мне надето, тем больше я его возбуждаю! А вот ты замечал меня только тогда, когда я оказывалась обнаженной в твоей постели! Тебе ведь ничего не надо было, кроме как по-быстрому переспать!
Формулировка «переспать по-быстрому» нанесла чувствительный удар по самолюбию Эстебана. Оба тут же вспомнили последнее торопливое сближение, перед тем как Джасмин сбежала из дому. Электрические разряды в воздухе, волна удушливого жара, боль… и тоска, от которой слова застревают в горле.
— Ах ты, мерзавка, — хриплым шепотом выдохнул Эстебан, побледнев как полотно.
А у Джасмин вновь на глаза навернулись слезы. Тихо всхлипнув, она попыталась высвободиться. Полы пиджака заскрипели по паркету, острые каблуки прочертили на полу глубокие царапины.
— Отпусти… — начала она.
Но тут Эстебан припал к ее губам, не дав договорить. Накинулся на нее с таким пылом, словно желал зачеркнуть слова, только что брошенные ему в лицо. Нескольких секунд не прошло, как она уже утратила волю сопротивляться мужчине, который отлично знал, как зацеловать ее до беспамятства, как заставить льнуть к нему, умоляя о большем. Одну руку запустив ей в волосы, другую он просунул меж их телами, и Джасмин сладострастно выгнулась — это Эстебан легонько провел костяшками пальцев по ее груди. Блузка распахнулась — да, с пуговицами Эстебан справлялся мастерски, — длинные пальцы скользнули под тонкое кружево и затеребили сосок. Джасмин застонала и погрузила пальцы в его волосы, стремясь удержать рядом. Что за первобытный, примитивный рефлекс!
Жар его губ, влажное прикосновение языка и неспешный, властный натиск бедер, встречающий отклик такой жадный, что даже через плотную кожаную юбку каждое прикосновение погружало ее все глубже в вязкий омут желания!.. Если бы только он прикоснулся к ее обнаженному бедру, она бы отдалась ему тут же, не медля. Перед глазами Джасмин все плыло. Она с трудом сдерживалась, чтобы не молить о новых ласках… А в следующий миг она оказалась свободной. Все произошло так быстро и неожиданно, что Джасмин не сразу пришла в себя. Она лежала на полу, хватая ртом воздух, недоуменно моргая, не вполне понимая, что происходит, а Эстебан уже легко поднялся на ноги. Джасмин напрочь позабыла, что все началось со словесной дуэли, и только теперь вспомнила. На глаза тут же навернулись слезы унижения. Когда Эстебан нагнулся, обхватил ее за талию и помог подняться, она даже не попыталась его оттолкнуть.
— Ненавижу тебя, — срывающимся голосом прошептала она. — Ты всегда был грубым животным.
— А нечего было привозить своего любовника в Жерону! — прорычал он. — Ты меня этим оскорбила!
Не отдавая отчета в своих действиях, Джасмин отвесила ему звонкую пощечину. Затем схватила сумочку и устремилась к двери на подгибающихся ногах. Дрожащими пальцами она пыталась привести в порядок спутанные волосы, недвусмысленно свидетельствующие о том, чем супруги только что занимались. Эстебан не попытался удержать ее. И Джасмин это болезненно задело. Она вышла в приемную, где двое юристов в смятении уставились на нее. Заплаканные глаза, растрепанные волосы, одежда в беспорядке — да, зрелище то еще!
— Пусть делает, что хочет, — бросила она Колину Питту. — Пусть составляет документы — я все подпишу! — И, не останавливаясь, прошествовала дальше к выходу.
Эстебан в жизни своей так на себя не злился. Он только что обошелся с женой точно с последней шлюхой, а с какой стати? Никакого повода у него к тому не было. Теперь, когда к нему вновь возвратилась способность рассуждать здраво, он и сам это понимал.
Эстебан поверить не мог, что способен на столь грубую выходку. Три года прожили они врозь, а он при одном только виде Джасмин с любовником распалился так, как если бы застал их в собственной супружеской постели! Джасмин молода, здорова, с абсолютно нормальными потребностями. Она красива, желанна и сексуальным инстинктом наделена не меньше любого другого. Если она воспользовалась своим правом спать с понравившимся ей мужчиной, ему-то какое до этого дело?
О нет, его это очень даже касается! На некоем темном, подсознательном, первобытном уровне чувственной одержимости Джасмин до сих пор принадлежит ему. За прошедшие три года он не раз и не два представлял себе, что у нее появляются любовники. И что же? Он просто с ума сходил при одной этой мысли. А стоило ей переступить порог зала совещаний, как Эстебан де Ривера, хладнокровный делец двадцатого века, разом перенесся в далекое прошлое и был готов взять в руки шпагу и заколоть неверную супругу на месте, как какой-нибудь персонаж драм Кальдерона или Лопе де Вега.
А едва он заглянул в глаза Джасмин, как в памяти тут же воскресло их последнее сближение, словно бы все случилось только вчера, даром что с тех пор прошло несколько лет. В груди стеснилось, Эстебан попытался отгородиться от былого, но не смог.
«Переспать по-быстрому»… «Грубое животное»… Это он-то, который так гордится своей деликатностью! Эстебан плеснул себе виски в стакан — и обернулся на звук открываемой двери. Это вернулся Диего.
— Она отвесила тебе пощечину, — прокомментировал адвокат, заметив на щеке своего клиента характерный алый отпечаток. — Подозреваю, что по заслугам.
О да, он заслужил! Эстебан поднял стакан, задумчиво посмотрел сквозь него на свет и мрачно осведомился:
— Что она сказала?
— Сказала: «Пусть делает, как хочет… я все подпишу», — ответил Диего. — Послушай моего совета, Эстебан: поторопись, пока она не передумала. Эта женщина опасна. Уж не знаю, что тут между вами произошло, но только она себя не помнит от ярости.
— Она признала, что спит с этим мерзавцем, — произнес Эстебан так, как если бы это все объясняло. Впрочем, Диего Баррильдо, тоже будучи испанцем, отчасти его понял.
— А ты ей сообщил, что начинаешь бракоразводный процесс только потому, что уже подыскал ей замену и замена эта спит и видит, как бы поскорее стать твоей женой?
До глубины души потрясенный Эстебан уставился на своего адвоката.
— Кто тебе это сказал?
— Об этом же все знают, — осторожно ответил Диего, внезапно осознав, что вступает в опасные воды.
Ах, значит, об этом все знают, мрачно повторил про себя Эстебан. И кто же распространяет сведения? Его исполненная надежд мать? Сводница-сестрица? Или… сама Инес?
Нет, кто угодно, только не Инес, покачал головой Эстебан. Она не из породы сплетниц.
— Слухи — это только слухи, — пробормотал Эстебан, обращаясь скорее к самому себе, нежели к адвокату. — А Джасмин здесь и двух дней не провела. Откуда бы ей знать, о чем люди толкуют?
Напряженная пауза грозила затянуться до бесконечности.
— Так как же? — резко осведомился Эстебан.
— Джасмин знает про Инес, — сказал Диего. — Прежде чем уйти, ее адвокат упомянул имя Ортуньо.
