– Молочный продукт. – Слова эти она произнесла как ругательство.
– Третья по объему производственная отрасль в Пенсильвании, – возразила я, не представляя себе, так ли это. Но прозвучало убедительно. Если я отправлялась на велосипедную прогулку, то коровы начинали попадаться мне на глаза уже в нескольких милях от города.
– У Джейн аллергия, – вставил Николас. Улыбнулся своему продюсеру, взял за руку, и вот тут до меня дошло: они – пара. Пусть ему двадцать семь, а она... Господи, да она как минимум на пятнадцать лет старше. Пусть он человек, а она... уже нет.
– Что еще?
– Скажите мне... – промямлила я, при виде этих переплетенных пальцев из головы разом вышибло все мысли. – Скажите мне о фильме что-то такое, чего никто не знает.
– Некоторые эпизоды снимали на той же площадке, что и «Манекенщица», – ответил Николас.
– Это есть в материалах для прессы, – фыркнула Джейн. Я это знала, но решила не блистать эрудицией и убраться отсюда, прежде чем засвидетельствую реакцию женщины, съевшей на ленч шесть листьев салата, на вопрос официанта, что подать ей на десерт.
– Вот что я вам скажу, – продолжила она. – Продавщица в цветочном магазине. Она моя дочь.
– Правда?
– Ее первая роль. – В голосе Джейн звучала гордость, где-то даже застенчивость. Впервые она стала похожей на человека. – Я отговаривала ее... она уже одержима своей внешностью...
«Любопытно, от кого это у нее?» – вертелось на языке, но я промолчала.
– Я этого никому не говорила. – Уголки рта Джейн дернулись. – Но вы мне понравились.
«Господи, помоги репортерам, которые ей не нравятся», – подумала я и еще пыталась найти адекватный ответ, когда она встала, подняв и Николаса.
– Удачи вам, – пробормотала Джейн, и они поплыли к двери. Именно в этот момент к столику подкатили тележку с десертами.
– Что-нибудь для мадемуазель? – участливо спросил официант.
Нельзя винить меня за то, что я ответила «да».
– И что? – во второй половине дня спросила Саманта по телефону.
– Она ела на ленч салат-латук, – простонала я.
– Салат?
– Салат-латук. Только салат-латук. С уксусом. Я чуть не умерла.
– Только салат-латук?
– Салат-латук, – повторила я. – С красными листьями. Ничего больше. И постоянно прыскала на лицо водой.
– Кэнни, ты выдумываешь!
– Нет! Клянусь! Мой голливудский идол, и ест салат-латук, эта, эта миниатюрная Эльвира...
Саманта бесстрастно слушала.
– Ты плачешь.
– Нет, – солгала я. – Я просто разочарована. Я думала... знаешь, у меня теплилась надежда, что мы почувствуем родство душ. И я пошлю ей сценарий. Но сценарий я никогда никому не пошлю, потому что не училась в колледже ни с одним из актеров, занятых в «Субботнем вечере!», а именно такие люди пишут сценарии, которые потом кто-то читает. – Я опустила глаза. Опять плохие новости. – А еще я уронила кусок osso bucco на пиджак.
Саманта вздохнула.
– Я думаю, тебе нужен агент.
– Я не могу найти агента! Поверь мне, я пыталась! Они не смотрят на твои творения, если ты что-то не продал, а ни один продюсер не смотрит на сценарии, поступившие не от агента. – Я вытерла глаза. – Ужасная неделя.
– Почта! – злобно выкрикнула Габби. Бросила стопку бумаг на мой стол и уплыла. Я попрощалась с Сэм и занялась корреспонденцией. Пресс-релиз. Пресс-релиз. Факс, факс, факс. Конверт с моим именем и фамилией. Такой четкий почерк я давно уже научилась расшифровывать однозначно: автор – пожилой человек и злой. Я вскрыла конверт.
«Дорогая мисс Шапиро, – побежали перед моими глазами буквы, – ваша статья о Селин Дион – самая грязная, самая мерзкая из всех, что я прочитал за пятьдесят семь лет, в течение которых оставался верным подписчиком «Икзэминер». Мало того, что вы высмеиваете ее песни, называя их «напыщенными, непомерно растянутыми балладами», так еще и издеваетесь над ее внешностью! Готов спорить, вы сами далеко не Синди Кроуфорд. Искренне ваш, мистер Э.П. Дайффингер».
– Эй, Кэнни!
Господи Иисусе. Габби, должно быть, давно уже стояла у меня за спиной. Массивная, старая, глухая, она тем не менее, если ей того хотелось, умела подкрадываться, как кошка. Я повернула голову, и точно, поверх моего плеча она щурилась на письмо, которое лежало у меня на коленях.
– Что-то не так написала? – Голос переполняло деланное сочувствие. – Нам придется признавать ошибку?
– Нет, Габби, – ответила я, пытаясь не сорваться на крик. – Просто расхождение во мнениях.