— Дело не в нем, а в тебе. Я за тебя волнуюсь.
— Почему?
— Потому что ты вляпалась по уши. И твои чувства куда сильнее, чем у него. Не хочу, чтобы тебе было плохо.
Роуз хотела что-то сказать, но передумала. Как можно убедить Эми, что чувства Джима так же сильны, как ее, если его даже нет здесь? И, честно говоря, какой-то частью сознания она постоянно тревожилась… нет, не тревожилась… но все же что-то не давало ей покоя. Что-то связанное с той ночью, когда он пришел поздно, с охапкой цветов, и пахло от него виски, розами и — очень слабо — чем-то непонятным.
Духами?
Она запретила себе думать об этом. Выстроила вокруг целую стену, состоявшую в основном из слова «нет».
— Кроме того, разве он не твой босс?
— Не совсем, — буркнула Роуз. Не больше, чем другие партнеры. То есть каким-то образом все же босс.
Роуз громко сглотнула, отодвинула предательскую мысль на законное место, в самую глубину сознания, и принялась варить креветки. Но стоило Эми отвернуться, как она снова схватила сумочку, выскочила в коридор, увешанный африканскими масками, закрылась в ванной и набрала номер Джима. Трубку никто не брал. Тогда она позвонила домой. Может, он не так ее понял и поехал не к Эми, а сразу к ней?
— Алло?
— Черт. Мэгги.
— Привет. Это я. Джим звонил?
— Не-а, — протянула сестра.
— Ладно, если позвонит, скажи… что увидимся позже.
— Меня скорее всего не будет. Я уже ухожу.
— Да? — На языке Роуз вертелась тысяча вопросов. Куда? С кем? Откуда деньги?
Вовремя спохватившись, она плотно сжала губы. Расспросы только разозлят Мэгги. А послать разъяренную Мэгги в город — все равно что вручить двухлетнему малышу заряженный пистолет.
— Запри за собой дверь, — велела она.
— Обязательно.
— И, пожалуйста, сними мои туфли.
Напряженное молчание.
— Я не в твоих туфлях, — наконец выдавила Мэгги. Ну конечно! Потому что ты только что их сбросила.
— Желаю хорошо провести время, — заключила Роуз. Мэгги пообещала, что обязательно проведет, и повесила трубку. Роуз смочила холодной водой лицо и запястья и посмотрелась в зеркало. Тушь размазана. Губная помада куда-то исчезла. Она торчит у чужих людей, в одиночестве варит на пару дурацкие креветки. Где Джим?
Роуз открыла дверь и попыталась проскользнуть мимо Эми, стоявшей на пороге со скрещенными на костлявой груди руками.
— Ты ему звонила? — негодующе выпалила она.
— Кому? — с невинным видом осведомилась Роуз. Эми рассмеялась.
— Лгунья из тебя по-прежнему никудышная. Как в тот раз, когда ты втрескалась в Хэла Линдквиста.
Взяв салфетку, она старательно вытерла черные пятна под глазами Роуз.
— Когда это я втрескалась в Хэла? Не было такого! — возмутилась Роуз.
— Ну да, как же! А кто каждый день записывал в тетради по математике, что он надевает в школу? Это ты позаботилась, чтобы будущие поколения имели точный отчет о том, что носил Хэл Линдквист в восемьдесят четвертом!
Роуз невесело усмехнулась.
— Так кто из этих парней твой?
— Не спрашивай, — поморщилась Эми. — Предполагалось, что Тревор.
Роуз попробовала вспомнить, что рассказывала Эми насчет Тревора.
— Он здесь?
— В том-то и дело, что нет. Прикинь — мы ужинаем…
— Где? — Роуз послушно поддержала разговор.
— «Тэнджирин». Все очень мило. Представляешь, сидим мы в полумраке, и свечи мигают, и я не опрокинула на себя ни ложки кускуса, и вдруг он объясняет, почему порвал со своей последней подружкой. Оказывается, у него появились определенные интересы.
— Какого именно рода?
— К дерьму, — коротко и абсолютно серьезно пояснила Эми.
— Что?!
— Что слышала. Дает своим приятельницам разрешение на акт дефекации. И сам при этом присутствует.
— Шутишь! — ахнула Роуз.
— Черта с два! — У Эми было каменное лицо. — Мало того что меня трясет от страха, я боюсь проглотить лишний кусочек и стараюсь не пукнуть, иначе он вообразит, что я флиртую…
Роуз рассмеялась.
— Идем, — велела Эми, сунув салфетку в карман и протягивая Роуз стакан с пивом. — Пора пообщаться с гостями.
Роуз вернулась на кухню, подогрела соус для артишоков, насыпала в корзинку крекеры, поговорила с очередным поклонником Эми, хотя потом не смогла припомнить ни единого слова из беседы. Она жаждала видеть Джима, который, судя по всему, отнюдь не жаждал видеть ее.
10
Джим Денверс открыл глаза. Первая мысль была привычной. Та, что являлась каждое утро: сегодня я буду хорошим.
— Не введи меня в искушение, — помолился он, ведя бритвой по челюсти. — Изыди от меня, сатана, — потребовал он, натягивая штаны.
Беда в том, что сатана присутствовал повсюду. Искушение подстерегало за каждым углом. Да вот оно, прислонилось к стене и ожидает автобуса.
Джим притормозил и впился глазами в блондинку в тесных джинсах, гадая, какое у нее тело под мешковатой зимней курткой. Шевелится ли она в постели? Как пахнет? Как кричит? И сколько потребуется времени и усилий, чтобы все это узнать?
— Стоп, — приказал он себе, включая радио, — немедленно прекрати!
Салон «лексуса» заполнил голос Говарда Стерна, издевательский и мудрый.
«Это настоящие, лапочка?» — допрашивал он утреннюю старлетку.
«Настоящий силикон», — хихикнула та.
Джим стиснул зубы и переключился на классическую музыку. До чего же несправедливо! С первых ночных поллюций — ему было двенадцать — в скаутском лагере, во время похода, возвестивших о наступлении половой зрелости, он неистово мечтал о женщине: абстрактная жажда голодающего, застрявшего на необитаемом острове со старыми выпусками кулинарных журналов. Блондинки, брюнетки и рыжие, гибкие девушки с маленькими грудками, малышки с широкими бедрами, негритянки, испанки, азиатки, белые, молодые, старые, среднего возраста и даже, помоги Господи, миленькая девушка на костылях, которую он видел в телемарафоне Джерри Льюиса, — в своих фантазиях Джим Денверс был
