станция «Глазго Корпорейшн», — было построено из невзрачного камня и больше напоминало тюрьму строго режима, чем известное учебное заведение. Со всех сторон на колледж смотрели мрачные многоквартирные дома, и вокруг, насколько хватало глаз, не было видно никакой зелени.
Несмотря на грозный вид, внутри этих угрюмых стен царила атмосфера доброты и дружбы. Альф сохранил очень теплые чувства к своему старому колледжу, но вот что интересно — в книгах Джеймса Хэрриота нет рассказов о его студенческой жизни. После выхода книги «Всех их создал Бог» в 1981 году он поклялся, что больше не напишет ни одной книги. Меня это огорчило, как, я уверен, огорчило бы и его поклонников, и я часто напоминал отцу, что у него еще осталось много материала, в том числе и о студенческих годах. За исключением горстки людей, все считали, что Джеймс Хэрриот ничего не писал о том времени, кроме нескольких абзацев во вступлении к «Историям о собаках». Это не так.
В начале 1960-х годов, когда отец впервые всерьез занялся литературой, он написал сборник рассказов, которые объединил в повесть. Часть рассказов была посвящена его учебе в Ветеринарном колледже Глазго. Заброшенная рукопись, о которой много лет никто не вспоминал, оживила в моей памяти истории о колледже, которые отец часто рассказывал нам. В этой повести, написанной от третьего лица, он называет себя «Джеймс Уолш».
Проведя всего три недели в Ветеринарном колледже, Уолш понял, что его жизнь изменилась. Он думал, что учеба на ветеринара станет своего рода продолжением учебы в школе — с теми же ценностями и той же научной атмосферой. Правда, продолжение оказалось довольно жалким: он испытал шок, увидев колледж в первый раз. Это было убогое приземистое здание, местами покрытое облупившейся желтоватой краской, смущенно ютившееся среди ветхих, потемневших от грязи домов. Во времена королевы Виктории здесь располагался жилой район процветающего торгового города, дома выделялись внушительными фасадами и украшенными колоннами подъездами, но теперь он превратился в болото, в прибежище несостоявшихся актеров, сомнительных личностей и бледных, сгорбленных женщин.
Говорили, что когда-то в колледже были конюшни.
В них содержали лошадей, запрягавшихся в конки, и внешний вид здания, бесспорно, поддерживал эту теорию. Во двор, где размещались аудитории и лаборатории, больше похожие на стойла, вела единственная арка, и именно в этой арке Уолш впервые встретился с другими студентами. На первый взгляд они совсем не были похожи на студентов, во всяком случае, он не заметил свежих первокурсников в блейзерах и с яркими шарфами на шее. Позже он узнал, что большинство были сыновьями фермеров, некоторые приехали из долин реки Форт и реки Клайд, довольно много было жителей Северного нагорья — по-видимому, этим объяснялась их склонность к мохнатому твиду серовато-коричневого цвета и добротным башмакам. Два сикха в тюрбанах являли собой резкий контраст, кроме того, на первом курсе оказалась единственная девушка с испуганным лицом.
Здесь не было никаких излишеств. Ни прохладных галерей для прогулок, ни гулких коридоров с картинами на стенах, ни просторной, обшитой панелями столовой. Одна только комната отдыха с расшатанными стульями и потрепанным роялем, на крышке которого обычно играли в карты, да еще буфет в углу, где подавали чай, пирожки с мясом и самый несъедобный яблочный пирог в Шотландии. Это был мозговой центр колледжа, вся социальная жизнь сосредоточилась здесь.
И тем не менее Уолш ощущал пульсацию жизни, теплую и яркую, непохожую на все, что он знал прежде. Полуразвалившийся колледж был не самой подходящей сценой для населявших его колоритных персонажей, и все же они были тут: сильные, жизнелюбивые, возмутительные и обаятельные.
В колледже действительно обитали удивительные и часто недисциплинированные личности. В 1949 году он стал факультетом университета Глазго, но во времена Альфа не отвечал столь высоким критериям, — что в достаточной мере демонстрировали его развеселые студенты. Сокурсники поразили Альфа. Через несколько дней после начала учебы он пошел на «мальчишник» — нечто вроде ознакомительной вечеринки для новичков, и написал о нем в дневнике: «Впервые смотрел бокс — очень интересно. Легковесы такие проворные. Меня немного удивил характер песен и анекдотов, которые пели и рассказывали со сцены. Отлично играл скрипач. Здесь вообще странный народ, но очень славный».
До сих пор Альф рос среди людей, которые не злоупотребляли спиртным и бранными словами, поэтому он, по всей видимости, испытал культурный шок, услышав исполнявшиеся на вечеринке песни. Более ярким примером необузданности студентов стала церемония вручения наград в ноябре того же года. Обычно эти мероприятия проходили организованно и благопристойно, но не в тот раз.
На следующий день «Глазго Ивнинг Таймс» опубликовала отчет об этой памятной церемонии:
Сегодня на долю председателя церемонии вручения наград в Ветеринарном колледже Глазго на Баклех-стрит выпало немало потрясений, и одним из них был человеческий череп, внезапно спустившийся с потолка на веревке и остановившийся в полуметре от его лица. Собравшиеся в зале студенты приветствовали появление попечительского совета бурными аплодисментами и душераздирающими воплями. Громкие выкрики постоянно прерывали вступительную речь председателя мистера Александра Мердока, и оратор едва не охрип. Однако он не рискнул выпить воды из графина, который был подозрительно похож на аквариум: «неизвестное лицо или лица» запустили туда золотую рыбку. Не успев произнести и десяти предложений, председатель поднял голову и оказался лицом к лицу с темно- коричневым черепом, который медленно вращался на веревке прямо перед его глазами. «Обведя взглядом» попечительский совет, череп неторопливо поднялся к потолку, откуда снова спустился — с остановками, как паук по паутине, — и наконец с громким стуком упал на стол, к ужасу председателя. Студенты были в восторге от представления.
Альфу мероприятие явно понравилось, и в его дневнике появилась такая запись: «Вручение наград. Вот это веселье! Они освистывали нелюбимых преподов, хлопали доктору, пели „Он славный парень“ и орали во всю глотку, когда вошли большие шишки. Просто здорово, скажу я вам!»
Альф с радостью окунулся в новый образ жизни. Через несколько недель после церемонии он и еще семьдесят студентов отправились в Императорский театр на Сент-Джордж-Роуд. Выпив пару стаканчиков, студенты собирались от души повеселиться. Вскоре появилась полиция. Один студент, выходя из театра, ударил ногой по двери. Потом ему пришлось заплатить две гинеи штрафа, — такое было наказание для студентов того времени. Альф сбежал, нырнув в гущу соседних многоквартирных домов; спортивные тренировки в школе сослужили ему хорошую службу в тот вечер.
Буйные выходки не ограничивались вне аудиторной деятельностью за стенами колледжа. Некоторые лекции скорее походили на разнузданные вечеринки, чем на учебные занятия, и в первые недели в колледже Джеймс Альфред Уайт начал осознавать, что жизнь на Баклех-стрит будет несколько отличаться от жизни в Хиллхеде. Потом в своей неопубликованной повести он рассказывал о преподавателях, на долю которых выпало учить этих сорвиголов:
Среди преподавателей было много стариков, которых выдернули из заслуженного отдыха, и теперь они проводили старость в неравной борьбе с шумливой молодежью. В колледже также вели занятия практикующие ветеринары, совмещающие работу с чтением лекций, и в процессе обучения давали полезные и практичные советы, которые впоследствии очень пригодились их студентам. Они, как и пенсионеры, относились к работе беспристрастно и с определенной долей фатализма, и считали: если студенты вносят плату, они вправе решать сами, получать знания или валять дурака.
Профессор Энди Маккуин, преподававший биологию на первом курсе, читал лекции по тетради, и если случайно переворачивал сразу две страницы, спокойно продолжал, словно ничего не случилось. Потом Альф описал одну из его лекций в повести, которая очень точно передает атмосферу, царившую в колледже. Он присваивал старым учителям разные литературные псевдонимы и Энди Маккуину дал прозвище «профессор Кинг».
Отличие от школьной жизни началось уже с аудитории. Профессор Кинг, преподававший биологию, был очень старым и болезненным человеком и проводил занятия с полным безразличием. Склонившись над