С той минуты, как Брайан Синклер появился в его жизни, Альф Уайт понял, что познакомился с уникальной личностью. Никогда раньше не встречал он человека со столь ненасытной страстью к веселью; временами он даже начинал сомневаться, способен ли Брайан хоть когда-нибудь вести себя серьезно.
Не только Альф считал Брайана неординарной личностью. Однажды чиновник из министерства сельского хозяйства сказал Альфу после вечера, проведенного в тирском баре «Золотое руно» в компании Брайана:
— Удивительный человек этот младший Синклер. — Он немного помолчал, словно вспоминая события прошлого вечера. — Однако вам не кажется, что у него
Каким бы эксцентричным человеком Брайан ни был, Альф с удовольствием проводил с ним время. Их объединяло не только чувство юмора, но и множество общих интересов. Вечерами они часто ходили с девушками в кино или на танцы, оба любили дружескую атмосферу баров, где поглощали пиво в огромных количествах.
Когда перед ним стояла кружка с шапкой пены, Брайан по-настоящему раскрывался. Он оставался верным поклонником пива до последних лет своей жизни, — удивительно, сколько пенистого напитка влезало в этого в общем-то некрупного человека! За все годы их знакомства Альф редко видел его страдающим от похмелья после ночи, проведенной за любимым занятием. Даже в молодости, когда они с Альфом частенько предавались разгулу, Брайан пил пиво с уверенностью, выработанной годами практики.
Что у Альфа, что у Брайана было богатое воображение, которое они использовали на полную катушку, покатываясь со смеху над своими выдумками о Тирске и его окрестностях. Через городок протекала маленькая извилистая речушка Кодбек, и в своих фантазиях молодые люди воображали ее огромной судоходной рекой, в устье которой стоит процветающий порт Тирск. Одно из писем Брайана начинается словами: «И когда полностью снаряженное парусное судно „Крипторхид“[3] вошло в гавань…» К сожалению, Альф не мог вспомнить ничего, кроме этой первой строчки. Плато на вершине Саттон-Бэнка, часть практики, которую Брайан называл «Потерянный мир», было еще одним объектом их фантазий. Они воображали, как колонны ветеринаров и разных других людей бредут по бесплодной земле на помощь больному динозавру. Из письма Альфа Брайану, написанного в 1944 году, когда Брайан служил в ветеринарном корпусе в Индии, становится ясно, как ему не хватало этого весельчака. В нем также упоминаются некоторые выдумки молодых людей:
Приветствую тебя, старина! Беру в руки перо и сажусь писать тебе письмо, хотя ты меня не очень-то баловал пока я томился в ВВС. Но, как видишь, я все тот же милый и великодушный малый, которого ты когда-то знал!
Наш старый город почти не изменился, хотя, должен признаться, без тебя жизнь не стала веселее. Хэнкок, новый «лошадиный лекарь», хорошо держался во время визита в Колд-Кирби. Его вызвали к страдающему запором птеродактилю и динозаврихе с выпадением матки. На него напали аборигены с паяльными трубками, но он прорвался, оставил весь свой запас УСС и вернулся с большой помпой.
Недавно у нас прошли замечательные соревнования в поддержку Красного Креста, и некоторые спортсмены показали очень интересные результаты. Алан и Малютка Джим (так прозвал меня Брайан) пришли первыми в беге на трех ногах среди беззубых младенцев, а в забеге с яйцом в ложке среди женатых мужчин победил Дональд: он умудрился дотащить до финиша огромное яйцо. Майра Хагилл заняла втрое место в стометровке для стариков, а велосипедная гонка и бег в мешках, разумеется, стали подарком для Джима Барли.
Засим прощаюсь, дружище. Постарайся послать весточку к югу от границы, куда-нибудь в направлении Соуэрби.
С приветом,
Альф.
Брайан, безусловно, всегда находил в жизни что-нибудь смешное, но один случай выделяется среди всех прочих: тогда от молодого человека осталась лишь беспомощная, рыдающая оболочка. Это произошло в тот день, когда собаки Дональда выгнали мусорщиков из старого сада на Киркгейт, 23. Альф много раз рассказывал эту историю своим родным и даже записал ее, но еще до «рождения» Джеймса Хэрриота. К сожалению, рассказ никогда не издавался. Двух братьев здесь зовут не Зигфрид и Тристан, а Эдвард и Генри.
Однажды ласковым августовским днем мы с Генри сидели в гостиной и ждали звонка. Стеклянные двери были распахнуты настежь, лужайки, каменный садик и цветы купались в лучах солнечного света. У наших ног лежали собаки, навалившись друг на друга и тяжело дыша. Вдруг мы заметили, что через маленькую калитку в глубине сада вошли мусорщики.
Мусорщики всегда приводили нас с Генри в некоторое замешательство. Один — очень высокий, худой и мрачный, другой — коротышка с печальным лицом и третий — толстяк в черном берете, надвинутом на уши. Мы ни разу не видели, чтобы они улыбались, похоже, они даже между собой никогда не разговаривали.
Но больше всего нас поражала неторопливость их движений. Когда мы увидели их в первый раз, то подумали, что кто-то из них или все они больны, таким черепашьим шагом они ползли по садовой дорожке. Верзила и коротышка обычно появлялись первыми. Толстяк всегда тащился сзади. Они плелись невообразимо медленно, молча, опустив головы. Скрывшись на маленьком дворе, где стояли мусорные баки, они через некоторое время появлялись снова. Верзила и коротышка, взявшись за ручки по бокам, уныло тащили по земле бак. За ними топал толстяк с коробкой или другим мелким мусором в руках. Скорбная процессия, еле волоча ноги, шаг за шагом перемещалась по дорожке и исчезала за калиткой. Через пару минут они возвращались — в том же порядке — с пустым баком и отправлялись в свое утомительное путешествие на задний двор, с трудом передвигаясь на ватных ногах и уставившись в землю с безысходной обреченностью. Добравшись до двора, они проделывали все то же самое со вторым баком.
Дорожка в саду — очень длинная, метров девяносто, и совершенно прямая. Она проходит мимо высокой стены, с другой стороны разбиты клумбы, огород, и стоят две высокие яблони. Мусорщики всегда тащились по ней очень долго, и мне кажется, что длина дорожки имела какое-то отношение к их несчастному виду.
В тот жаркий день они плелись медленнее, чем обычно, и мы с Генри зачарованно следили, как они тяжело бредут к нам. Они преодолели три четверти пути и уже собирались свернуть во двор, когда их заметил Джо, собака-ищейка. Его разбудил какой-то шорох, и он сонно поднял голову, но при виде мусорщиков его настроение резко изменилось. Шея его напряглась, он вскинул голову и настороженно уставился на них. Шерсть на спине вздыбилась, и в глотке заклокотало глухое рычание. Медленно ползущая компания, по-видимому, представляла для Джо какую-то угрозу. Не отрывая глаз от мусорщиков, он медленно встал, и другие собаки — среди них маленький вертлявый шотландский терьер Скотти и огромный лохматый зверь неизвестного происхождения — тут же зашевелились.
Все произошло в считаные секунды. Джо пружинистым шагом подошел к открытым дверям, шерсть на его спине и загривке встала дыбом. Оскалив зубы, он с оглушительным лаем бросился в сад. Следом за ним, одним сплошным клубком, выскочили остальные пять собак. Могу себе представить, что почувствовали эти несчастные, когда в мирном, залитом солнцем саду откуда ни возьмись появилась орущая орда и понеслась прямо на них. Должен сказать: они не проявили ни малейших признаков колебания или нерешительности в этот критический момент. В долю секунды они отшвырнули пустой бак и со всех ног бросились по дорожке, словно олимпийские бегуны.
Это неожиданное превращение произвело на нас эффект взорвавшейся бомбы, и мы, не в силах шевельнуться, с отвисшими челюстями наблюдали за происходящим. Высокий худой мусорщик взял хороший старт и улепетывал, размахивая руками, как поршнями. Однако вскоре стало очевидно, что он тратит слишком много сил, так как неправильно работает ногами. Он бежал, высоко задирая длинные ноги, доставая коленями чуть не до подбородка. Коротышка несся как вихрь, обхватив тело руками, мотая головой
