Некоторые чироки верили, что у младенца нет души, пока он не рожден, но Бобби считал иначе.
Он верил, что душа младенца появляется во чреве матери с самого момента оплодотворения, а это означает, что его сын или дочь уже имеет душу.
Крошечная душа, которая уже есть, жизнь, которой он помог зародиться.
И все же он сопротивлялся ее существованию.
Почему? Чего он боялся?
«Женщины, – ответил он себя, – матери младенца».
Бобби отвернулся от окна: он не может жениться на Джулианн, даже несмотря на то, что обязан, даже из уважения к чести своего ребенка.
Ему было стыдно, но он не мог этого сделать, не мог просить Джулианн стать его женой.
А может, она и не хочет этого? Может быть, она...
Черт возьми! Он понятия не имеет, чего она хочет, и не узнает, пока не спросит.
Пятнадцать минут спустя Бобби остановился на крыльце своей хижины и постучал в дверь, сначала тихо, потом немного громче. Джулианн открыла с опасливой улыбкой. Она уже переоделась в легкое, тонкое платье и надела сандалии на ремешках.
– Благодарю за продукты, Бобби, их принесли несколько часов назад.
Он вошел в хижину:
– Ты поела?
Она кивнула:
– Я перекусила на ходу, но уже почти готова пообедать. Ты присоединишься ко мне?
– Конечно. – Он был не слишком голоден, но за обедом разговор пойдет легче.
– Как насчет макарон? Салата? Может быть, хлеба с чесноком?
– Звучит хорошо.
В кухне он остановился – на столе в стакане стоял букет.
– Я искала какую-нибудь вазу, но не нашла, – сказала она.
– Кажется, у меня нет ни одной.
– Я и в спальне тоже поставила цветы.
Он подошел к холодильнику и взял все необходимое для салата. Бобби не желал представлять, как она спит на его кровати, зарывшись в его простыни и положив голову на его подушку.
Стряпая, Джулианн что-то тихо мурлыкала, и он понял, что она делает это бессознательно. Наверное, она так же готовила бы и для их ребенка.
Он поглядел на ее живот. Интересно, маленький чироки сейчас с арахисовый орех? Или с грецкий? А может быть, еще лишь с фасолинку?
А есть ли у него пальчики на ручках? На ножках?
Наверное, Джулианн знает. Скорее всего, ей рассказал врач.
Ему кто-то говорил, что младенцы слышат внешний шум в утробе матери, реагируют на голоса родителей, а потом и узнают их. Интересно, правда ли это? Как многого он еще не знает и как много ему предстоит узнать!
Пожалуй, стоит потом зайти в библиотеку и взять какую-нибудь книгу о внутриутробном развитии плода.
– У вас есть дуршлаг? – спросила она, прерывая его мысли.
Он потянулся над плитой и подал ей. Она слила макароны и заправила их мясом.
Бобби смотрел на букет на столе в импровизированной вазе, на простую красоту, созданную руками Джулианн, и вдруг подумал, что был бы не против, если бы Джулианн осталась в его лачуге и в его постели, до этого служившей только ему одному.
Сохранится ли запах ее духов на его простынях?..
– Что ты собираешься делать, Джулианн? Каковы твои планы?
– Относительно ребенка?
Он кивнул и подцепил немного салата. Она тоже попробовала салат.
– Прежде всего надо будет подыскать квартиру с двумя спальнями. – Она пронзила шпажкой пластиночку огурца. – А как только приступлю к работе, поговорю со своим работодателем. Я намерена работать до последнего, но в конечном счете мне все-таки потребуется краткосрочный декретный отпуск.
– Эти планы не предполагают моего участия, – заметил он.
– Я не могу строить планы в расчете на твое участие, Бобби.
– Я знаю. Но ты проделала такой путь в Техас, ты должна же чего-то хотеть от меня.
Она посмотрела в тарелку, потом подняла взгляд и мягко, почти по-матерински, ответила:
– Я надеялась, что мы будем поддерживать связь, что ты приедешь в Пенсильванию перед рождением ребенка и сразу после этого вернешься обратно.
У Бобби что-то сжалось в груди. Джулианн только хотела, чтобы он знал своего ребенка, может, иногда навещал, наконец, просто звонил. Собственно, того, что должен делать любой «воскресный» папа и чего никогда не делал Кем по отношению к Майклу.
– Это не проблема, все выглядит слишком просто... я собираюсь попробовать стать отцом.
Она ответила ему улыбкой, и Бобби замер.
Его волновало, как бы не сделать ложный шаг, женившись в силу необходимости, а она беспокоилась о своем ребенке, о том, чтобы у него был пусть далекий, но папа.
Господи, этак ведь и подонком недолго стать!
– А как насчет поддержки? – спросил он. – Какой угодно. Например, помогать оплачивать большую квартиру или купить что-нибудь для младенца, когда он появится?
– Я не о деньгах.
– Деньги – это важно, Джулианн.
– Конечно, это важно. – Она все еще возилась со своим салатом. – Но я уверена, что твой адвокат посоветует тебе пройти тест на отцовство, прежде чем предлагать какую-либо помощь.
Он нахмурился:
– Если ты говоришь, что ребенок мой, значит, это мой ребенок. Я не собираюсь в тебе сомневаться и не позволю этого никакому адвокату.
Она положила вилку и погладила живот.
Их взгляды встретились, и Бобби вздохнул. Джулианн, как и полагалось беременной женщине, светилась изнутри, излучала тепло, в этот странный, мистический момент она была даже прекраснее, чем когда-либо.
«Это из-за ребенка», – подумал он.
Бобби прокашлялся и потянулся за водой. Не удивительно, что некоторые мужчины хвастались, если женщина от них беременела, – ведь этим подтверждалась их мужская сила.
И снова их взгляды встретились.
– Ты должна поесть, – сказал он, указывая на ее все еще полную тарелку.
– Ты тоже, – отозвалась она.
Обед они закончили в молчании.
После обеда Джулианн и Бобби сидели на крыльце. Воздух был теплым, дул легкий ветерок, и садившееся за холмы солнце смягчало острые очертания утесов и теней на траве.
Он прихлебывал из чашки кофе, а она доедала шарик ванильного мороженого.
Бобби повернулся и взглянул на нее, а она внимательно рассматривала его лицо: крепкий подбородок, высокие скулы, орлиный нос, твердый, серьезный рот.
Их ребенок будет похож на Бобби: у него будут великолепная бронзовая кожа и прямые темные волосы.
– Ты кому-нибудь говорил о ребенке? – спросила она.
Он отхлебнул кофе.
– Нет. Я хотел поговорить с племянником, но он куда-то исчез. А твои знают?
– Нет еще. Родители у меня люди старомодные, и я сомневаюсь, что они будут счастливы. – Она
