— Не извиняйся. — Натали отвернулась от телевизора и повторила:
— Не извиняйся за то, что мы сделали, за то, о чем ты так сожалеешь.
— Это было не правильно. Мы оба знаем, что это было не правильно.
Она взяла скомканное одеяло и стала складывать его.
— А почему вчера ты чувствовал, что это правильно?
Он пошел за простыней.
— Потому что нас очень влекло друг к другу. Потому что… — он сделал паузу, чтобы сложить углы простыни, — если бы ты не была моей подопечной, я бы продолжил с тобой отношения.
— Продолжил отношения? — Натали пыталась сохранять внешнее спокойствие, молясь, чтобы ее голос не задрожал. Их жизненные дорожки пересеклись только потому, что он был инспектором по безопасности, а она свидетельницей. Ничто никогда не сможет этого изменить. Это было частью того, кем и чем они были.
— Что это значит? Что, если бы я не была свидетельницей, ты бы спал со мной еще?
— Да, но… — Он пытался ответить.
Она взглянула на него.
— Но что?
— Я должен выполнять свою работу. Я должен отвечать за последствия. — Он положил свернутую простыню на диван, складывая ее на подушке. Когда инспектор по безопасности попадается на чем-то подобном, его или увольняют, или переводят из Центра. Даже если мне позволят оставить значок, все равно никогда не оставят в Центре. Особенно после того, что произошло.
— После того? — Испытывая боль, она боролась с волной гнева, стыда, вины. — Ты подразумеваешь, после меня? Ведь это из-за меня тебе дали эту работу.
— Я сам виноват, — противостоял он. — Я сам не смог держать свои штаны застегнутыми.
— Поскольку меня легко уложить. — Ее слова вернулись к нему, как бумеранг. Она чувствовала себя ничтожеством, каким Центр и представлял ее. — Не так ли будут думать все твои начальники?
Его лицо стало напряженным.
— Они будут думать, что я совершил ошибку.
Они будут судить мои действия, а не твои.
— Это чушь, и ты знаешь это. Они будут судить нас обоих. Представитель с незапятнанной репутацией и содержанка, которая вешалась на шею Дэвида Хэлловея при людях.
Зак вздрогнул.
— Это только слухи. — Он сделал паузу, затем громко выдохнул:
— Ведь так? Только слухи?
Ее сердце было ранено и кровоточило. Думал ли он, что у нее нет никакой морали? Что у нее совершенно нет чувства собственного достоинства?
— Да, это слухи. Но они будут преследовать Нэнси Перрис всю оставшуюся жизнь. — , - Ты больше не Нэнси.
— Твои начальники знают, что Нэнси и Натали одно и то же лицо, и наша связь докажет им, что Нэнси не изменилась.
— Ты просишь, чтобы я не сообщал им о нас?
Держал все это в тайне?
— Да, это именно то, о чем я прошу.
— Я не могу сделать этого.
— Пожалуйста, Зак. — Почему она всегда просила? Всегда унижалась? — Не уничтожай наши жизни. Оставь все как есть. Притворись, что этого никогда не было.
Он не ответил, и разговор кончился ничем. Она раздраженно повернулась и вышла. Натали не знала, что же теперь делать. Она влетела в комнату и начала разбирать кровать, снимая простыни и одеяла и сваливая их на пол.
— Ну а ты можешь притвориться, что этого не было? — спросил он, стоя у нее за спиной.
Она резко повернулась. Как она могла не думать о нем, проводя здесь ночь за ночью? Не переживать вновь и вновь его любовные ласки?
— Я попробую.
— Тогда я некоторое время подожду.
Она склонила голову.
— Какое время?
— Я пока ничего не скажу. Но если у кого-нибудь из нас начнутся неприятности, связанные с этим, если мы не сможем справляться… — Он позволил его словам уплыть, исчезнуть в небытие.
— Я понимаю.
Она посмотрела на сваленное на пол постельное белье. Помогла бы ей сейчас стирка? Смогла бы она смыть его прикосновения из своей памяти?
— Я должен идти. Я должен сегодня быть в суде и… — Зак остановился, указывая на свою одежду, на штаны, о которых он говорил, что не смог держать их застегнутыми. — Я должен подготовиться.
Натали ожидала, что он уйдет, но он все не уходил. Он остался стоять там, где стоял, будто ожидая, что она ответит. Она не знала, что сказать, в беспокойстве перебирая волосы, укрощая короткие, вьющиеся пряди.
— Когда я снова увижу тебя? — наконец-то ей удалось что-то сказать.
— Скоро. Завтра или, возможно, послезавтра. Мы должны сосредоточиться на покупке автомобиля. Он порылся в кармане, выуживая ключи. — И я еще собираюсь устроить тебе визит к психиатру.
Натали кивнула. Она знала, что уже слишком поздно разрывать соглашение, которое они заключили.
— Сообщи мне на пейджер, если тебе ночью приснится кошмар, — сказал он. — Я не приеду, но мы поговорим по телефону, если это тебе поможет…
— Со мной все будет прекрасно.
Натали ждала, она хотела положить голову ему на плечо, чтобы снова почувствовать близость, которую они потеряли, но знала, что не сможет сделать этого. Прикосновения к нему только причинили бы ей боль.
— Ты в этом уверена? — спросил Зак.
— Да.
Надо выпить галлон кофе, подумала Натали. И быть активной.
Он сказал «до свидания», затем повернулся. Она судорожно вздохнула. Когда он ушел и звуки его шагов затихли, без сил опустилась на край кровати.
После суда Зак поехал к матери. Донна Райдер была стройной, но уже седоволосой женщиной с потухшим взглядом. Когда-то ее волосы были темно-каштановыми, а глаза ярко-синими. Из-за своей болезни она потеряла уверенность в себе, и теперь мало напоминала ту женщину, которой когда-то была.
Одетая в желтую блузку и бежевые слаксы, она сидела в кресле-качалке, крася свои короткие, похожие на обрубки ногти. Зак принес ей лак. Он даже хотел объяснить маме, как им пользоваться, но вспомнил времена, когда его мать фанатично заботилась о своих ногтях, наманикюривая их до совершенства.
— Красиво, — сказала она, пристально глядя на свои руки.
— Да. — Он встретился с ней глазами. Она выглядела такой хрупкой. — В следующий раз я принесу тебе лак с блестками.
— Тогда я буду феей. — Вместо того чтобы наклонить голову, она наклонилась всем телом, наблюдая за ним. — Ты и есть тот хороший мальчик, который здесь работает?
Зак не обсуждал такие ее высказывания. Бывали времена, когда она отказывалась признавать, что вообще помнит его. По крайней мере сегодня было уже кое-что, некоторое узнавание. Он потянулся за лаком, в то время как она дула на свои ногти, высушивая лак бледно-розового цвета. Закрыв пузырек, он оглядел комнату. Бежевое покрывало гармонировало с белоснежным шкафом, а свежий букет цветов распространял нежный весенний аромат.
Она помогла ему выбрать этот санаторий несколько лет назад, когда ее ум был еще довольно ясным.
