На работу выйти не могла уже. В первый день болезни до магазина только дошла (молока купить для каши), и всё — свалилась окончательно.
Лечения, понятно, никакого. Денег в обрез, на лекарства не хватит. Без прописки и страховки, да с температурой такой по поликлиникам не походишь и врача в общагу такую лимитную не вызовешь.
Совсем плохо Катьке и стала, лежит уже недвижно почти.
Вот тут она за детей и испугалась. За дочку в особенности. Дочку то и раньше в общаге мужики тискать пытались, да мать отбивала всё. Или на себя мужиков брала. А в такой ситуации, понятно, не отбила б уже.
Подозвала Катька дочь, рукой на сумку показала:
«Деньги там, в сумке. Бери их давай, Саньку хватай — и чеши отсюда, из общаги этой. До Григорьевского… На вокзал, билет на электричку возмёшь, до Голутвина. Там попутку какую… Помнишь, как летом к бабушке ездили?»
«Помню» дочка кивнула. «Не лето сейчас вроде, мам».
«Не болтай» Катька сказала. «Слушай внимательно. Вещи тёплые бери, сумку собери. Кашу в кастрюле доешьте… Апельсин там, на окне… В дорогу».
«А ты как, мам?»
«А мамка в больницу поедет… Бабушке привет передавайте… Скажите: мамка велела у неё жить. Я то потом к вам… приеду… Бабушку слушайтесь… тяжело ей… с вами то двумя… Собирайся, Лен, не стой…»
Собрались дети кое-как, уехали.
Вовремя уехали. Мужики то как раз в Катькину комнату шастать начали.
Баба одинокая да больная — пожива лёгкая. Когда в постели Катьку трахают, когда и из постели вытаскивали. Втроём, впятером… Бывало, и к себе затаскивали, так что она чуть и не ползком возвращалась.
Вещи, конечно, у неё из комнаты потаскали почти все, да и пьянки у неё устраивать повадились. Накурят, бутылок набросают…
Тяжело Катьке, кашель мучает. Задыхается…
«Ничё, Кать» мужики смеются. «Полечим тебя сейчас!»
Полечили…
Недели через две после отъезда детей померла Катька. Отмучилась.
Так и не узнала — добрались дети до бабушки или нет.
Телефон, конечно, в деревне есть. В магазине местном. Если продавщицу попросить — можно позвонить. Только в общаге телефона нет. И друзей у Катьки в городе не было с телефонами. С городскими Катька так и не сошлась близко.
Ну, там уж «скорую» вызвали, а те труп Катькин и увезли.
Комнату, так сказать, освободили.
Документы в морге оформили, труп положенное время подержали — и на кладбище свезли. Там как раз участок новый прирезали, так что для Катьки место нашлось.
Копнули землю экскаватором, потом закопали Катьку, потом столб с табличкой номерной поставили.
А там Катька и воскресла, вампиршей местной.
«Хоть теперь то я прописку постоянную получила» шутила Катька, о жизни своей прежней рассказывая.
А через год участок её почти уже освоен оказался.
Деревья там посадили. Цветы.
Жаль только — столб её номерной подгнил и упал.
И могила с землёй сравнялась.
Вровень.
А так — ничего у неё уже дела пошли. За доброту её, да в шутку больше, сосалкой её прозвали. Так что, и впрямь прижилась…
Вспомнил всё это Семён Петрович, к костру садясь, и даже взгрустнул чуток.
Да только всем уж не до грусти было.
Где Катька — там всегда весело.
И как она только умудрялась марку то так держать, при бедах то её?
Вот уж мужики подвинулись, место освобождая. Кружок образовался. Земля утоптанная.
Баян откуда то достали. Вампир один, что чуть в отдалении сидел, в тени (так что и лица его не разглядеть), совсем молодой вроде парень (так, по крайней мере, Семёну Петровичу показалось), меха растянул.
Музыка разлилась, сначала плавно и неторопливо (вступление вроде), а потом — быстро вдруг пошла, заливисто, словно с места сорвалась и понеслась, понеслась без удержу, без остановки.
А там и Катька-сосалка в круг влетела, пританцовывая.
Пальцы в рот, присвистнула. Ох, дело будет!
И запела частушки вампирские:
И — в круг, к Катьке поближе, мужик один выскочил. Танец, с вывертами. Даже с присвистом.
Показалось на миг Семёну Петровичу, будто нет уже у Катьки бледности её вампирской. Вроде даже раскраснелась она от танца.
Глупость это, конечно. Иллюзия. С чего краснеть то ей? В ней и кровь то уже давно не течёт. Чужая разве только, по пищеводу, да и то — редко.
А вот клыки у танцоров в свете костра поблёскивают. Это уже не иллюзия. Это уже взаправду.