Хорошо так, тепло.
И думается легко. И мысли такие ясные становятся. И текут рекой непрерывной, чистой, незамутнённой.
Дрова потрескивают. Искорки вверх взлетают. Пламя лижет кирпичный свод, в горло трубы заглядывает.
Отблески на стенах багровые.
Революционные.
«Какой план накрылся!» думает Красная Шапочка. «Сколько времени на подготовку ушло. Сколько же времени за Волком следить пришлось. Привычки его изучать, маршруты отслеживать. Логово раза четыре пришлось обыскивать. Все его досье скопировать. Столько разных вариантов действий отработать пришлось! И впустую всё, впустую. Выследил Серого кретин в будёновке — и амба. Всё сорвал! Обломал всё к чёртовой матери. И пироги теперь снова бабке таскай. И бабка какая-то подозрительная стала. Коситься начала. Того и гляди завещание перепишет. Кому тогда домик достанется? Нет, спешить надо, спешить! Дожимать надо бабулю, и немедленно. Может, в лес старуху заманить, грибы собирать? И на охотников её вывести… На охоте всякое случается, да и люди разные попадаются. Вот этот, к примеру, с будёновкой… Очень, очень ценный кадр. При хорошей постановке работы… Да, завтра же надо по лесу прогуляться, рекогносцировку сделать. И над картой поработать».
Красная Шапочка встала.
Зевнула устало.
На кресло перебралась. В плед закуталась. На ощупь нашла на ночном столике трубку трофейную Ладонью по ней провела. Теперь так всегда делала, перед сном.
И, уже засыпая, подумала:
«Массам нужны не факты. Массам мифы нужны. Отмазки. Тогда и про труп спрашивать не будут. Так что надо будет заранее сказочку для детей придумать… Хорошую, добрую сказочку… О трусливой, глупенькой девочке, которая совершенно, ну просто совершенно не была готова к встрече с Серым Волком».
Рассказы:
Александр Уваров
Некрофильское счастье
История эта произошла не в мире. А в таком, знаете ли, маленьком мирке…
Да там и жителей то почти нет. Так, трое… Нет, вру. Четверо.
Точно, четверо! Он, она, мамаша её (ох, характерец у неё! впрочем, и хуже бывает…), да ещё и сынок их приёмный. Ну, то есть, его сынок и её…
Впрочем, начну рассказывать по порядку. А то ещё запутаюсь окончательно.
Когда такие истории пересказываешь — запутаться очень легко.
Это вот если история какая-нибудь незамысловатая и вполне обычная, и в правдивости её ни один слушатель (или, скажем, читатель), даже самый недоверчивый, сомневаться не будет, то и пересказывать её одно сплошное удовольствие.
Знай себе рассказывай… Только прибавляй время от времени: «А дело то было в таком то году… ну тогда ещё лето такое жаркое было… леса прямо все посохли… ну, вы же помните, правда?»
А прибавлять для чего? Ну, это чтобы и самых малых сомнений не оставалось в том, что история эта и впрямь самая что ни на есть правдивая и такая гладкая и ровная, что и зацепиться за неё негде.
В общем, слушай да поддакивай.
И истории такие происходят в большом мире. Я бы даже сказал, в Мире с большой буквы «М».
А вот эта история произошла в маленьком мире. Соответственно, и писать его следует с маленькой буквы «м» (кстати, обратите внимание, какая это маленькая и беззащитная буква… особенно по сравнению со своей большой, рослой, внушительного вида соседкой… ну той, что чуть выше написана).
Истории, случающиеся в этом мире, подчас весьма запутаны (я потому и предупредил, что в этом деле запутаться — ну просто раз плюнуть), невероятны, неправдоподобны…
И рассказывать их подчас тяжело до крайности.
И тут уж никакого слушателя, даже самого доверчивого, не убедишь в правдивости рассказа.
«Э, брат» скажет слушатель (даже самый доверчивый). «Да ты, поди, врёшь всё… Разве такое бывает? Или бывало когда? Не припомню что-то… Вот в прошлом году… Ну, тогда лето ещё жаркое было… Вот тогда точно… В Тибете йогов откопали… шерстью обросли… оттаяли… мясо из рук рвут…оголодали, видно. Да об этом ещё в газетах писали! Точно, точно!»
Да разве с этим поспоришь? В большом Мире только такие вот правдивые истории и происходят. И о них пишут в газетах. Очевидцы пишут, должно быть.
А в малом мире нет очевидцев, которые могли бы подтвердить правдивость рассказа. Потому что мир уж больно маленький.
Ни один очевидец, будь он даже самого маленького роста, в этом мире просто не помещается.
Но, честное слово, имеет мир этот свой запас историй.
Итак…
У каждого человека есть маленький личный мирок. С личной маленькой Вселенной (это ничего, что я это слово с большой буквы написал? я ведь с приземлённых позиций, человеческих, так сказать… с таких позиций даже маленькая личная Вселенная кажется огромной и необъятной). С маленькой личной Солнечной системой, аккурат в самом центре которой светит маленькое личное Солнце (периодически выбрасывающее в окружающее пространство маленькие, очень личные, но огненные (и при том весьма опасные) протуберанцы).
Природа этого мира — это природа человеческая. Слабая, неуравновешенная… Без гармонии и порядка…
В этом мире некоторые звёзды, например, гаснут просто так… От скуки.
Представляете?
Планеты, конечно, там тоже есть. Летают они кое как, орбиты их искривлены и растянуты… Внешне, в большинстве своём, они скучны и безжизненны.
И покрыты толстым слоем пыли.
Некоторые планеты давно застыли недвижно, никуда не летят и даже уже не вращаются. И потому поросли паутиной и она свисает с них длинной, серой бахромой. Словно борода от старости выросла у этих планет.
Любое уважающее себя светило в большой Мире плюнуло бы с отвращением, едва завидев подобную загаженную планету.
А в маленькой Солнце ничего… Греет, как может…
Может, потому греет, не брезгуя, что знает тайну маленьких этих миров.
Ведь хоронит та пыль… Боже, что она подчас хоронит!
Да вот, кстати. С похорон мой рассказ и начнётся…
Героя моего зовут Иван Петрович.
Фамилию говорить не буду, он просил не называть.
Жил он в маленьком мире. Совершенно одиноко.
Большой Мир он не любил — его там часто обижали (сейчас не любит ещё больше, а почему — сами потом поймёте).
В большом Мире он работал ветеринаром. Лечил коров.
Каждый будний день Иван Петрович вставал в пять утра, умывался, брился, завтракал (как правило, яичницу себе делал и заваривал дешёвый, давным-давно купленный ещё в городе чай, щедро сдобренный самолично собранными в лесу душистыми травами) и уходил потом на ферму.
Возвращался к обеду, примерно к полудню. После обеда снова на работу уходил. И работал часов до трёх.
