Брежнев. - М-да.
5.
Сцена поделена пополам. С одной стороны - Брежнев и Косыгин-ака в кабинете, кроме того, по нему кругами, ни на что не обращая внимания ходит Я-герой. Мандельштам-1 по-прежнему висит в углу: очевидно, ему понравилось. В другой половине сцены на скамейке сидят Мандельштам-2 и Альтернативная Девушка. Мандельштам-2 играет на флейте.
Брежнев. - А Мандельштам, поэт, слышь, Леха, себе заделье нашел - баб ебет, только шум стоит.
Раздается шум.
Мандельштам-2. - Справедливость восторжествовала.
А.Д. - Я тебя хочу.
Шум усиливается.
Мандельштам-2. - Потом. (играет на флейте)
Я-герой. (переставая смеяться) - Покажи мне такую обитель, где бы
я не попал в вытрезвитель.
Косыгин-ака. - А кто он вообще такой.
Брежнев. - Да придурок какой-то.
Выбегают 5 Симпатий автора, танцуют под музыку флейты. Музыкальная тема все больше склоняется к 'Голубому вагону'.
Брежнев. - Как бы нам обустроить Россию, говорю.
Я-герой. - Сорок четыре веселых ключа:
Ключ от квартиры, где люди дринчат,
Ключ от квартиры, где спиздили блюдце,
Ключ от квартиры, где люди ебудца,
Ключ от квартиры, где деньги лежат,
Ключ от квартиры, где много деньжат.
Я-герой все быстрее ходит по сцене. В партию флейты вступает рояль и голос Чебурашки. Голос (басовитый): Никакого взаимопонимания. И так всю жизнь. Ни малейшей надежды на контакт. Даже на пьянках мы так далеки друг от друга. Мы бьем друг другу рожи, блюем чуть не в карман друг другу - хороши, нечего сказать. Россия стоит во мгле. Ей тошно. Что вы с ней сделали своими кривыми ручками? Не стыдно ли вам? Опомнитесь слепцы. Берите себя в руки и отправляйтесь к станкам, красьте поезда зеленой краской, ссыте в экономическую пропасть и спите по ночам. Жизнь надо прожить так, чтобы на полу не было насрано, чтобы все было по-человечьи, чтобы дети были сыты, женщины выебаны, а не наоборот, комнаты убраны, ведра вынесены, а не наоборот. Идите в лес и принесите мне ящик пива и то - не знаю я что. Вот чего хочу я от вас. Россия стоит и ловит мух ебалом, нечестивцы! Жизнь надо прожить, так? Все громче звучит 'Голубой вагон'
Занавес начинает закрываться и его пиздят две замысловатые женщины в телогрейках.
АЙБОЛИТ 666
Доктор Aйболит подозвал к себе утку
и тихо сказал ей на ухо :
- Чари-бари, чавчам.
К. И. Чуковский.
29-ого января 187О-го года, в полдень, в жаркой-жаркой Африке, в центральной ее части, в шикарном кабинете собственной клиники заперся на ключ и пил мате доктор Айболит ( d-r Ablyt ).
Измученный сиестой и постоянными провалами в памяти, он занимал свое место разными небылицами. Пытался вспомнить, догадаться хотя бы, как жить дальше: жить дальше следует используя и продолжая свои прежние занятия. В чем они заключались? Не знаю, не знаю... Порылся в карманах: таблетки, кусачки и стреляные гильзы... Что за намеки?
Позвонили по селектору:
-В приемном покое вас ожидает корова.
Мысли у Айболита путались. Наудачу он ответил:
-А в моем кабинете вас ожидают неприятности.
По селектору повторили:
-В приемном покое вас ожидает корова.
Мысли у Айболита приняли более четкий вид, и он высказал сиюминутное соображение, как всегда полагаясь на авось:
-Корова дает молоко, но не дает покоя.
В селекторе как заладили:
-Вас ожидает корова. В приемном покое.
-Оставьте ее в покое, - принял решение Айболит и выключил селектор.
Айболит старел. Память о том и о сем накатывала на него непостоянно и избирательно, но воля мужчины, воля ученого заставляла его исследовать, догадываться, строить предположения, производя логические операции, блуждая по воздвигнутым когда-то им же самим корпусам, разглядывая какие-то хитрые приспособления, таинственные и неработающие, как Египетские пирамиды. Сам Айболит иногда ассоциировался у себя с человеческой цивилизацией.
С тех пор, как рухнула Вавилонская башня его сознания ( когда-то Айболит полагал это делом времени, потом - делом нескольких секунд. Теперь он думал: 'Это мое дело'.) он мог воспринимать окружающий мир, лишь вслушиваясь в собственные слова, обращенные к окружающим. Эти слова брались невесть откуда, они несли смысл и радость, они нравились Айболиту, и он ждал их. Вот опять забыл, как он в прошлый раз заставил их быть произнесенными.
Он огляделся вокруг. Он, оказывается, давным-давно вышел из кабинета ( не беда - возвращался он туда инстинктивно ), и, в окружении мужчин и женщин, шел мимо белоснежных коек, насестов и конур.
Его взгляд упал на неизлечимо больную макаку-резуса.
'Корова', ужаснулся он. Беспорядочные мысли, смутные страхи ( боязнь оранжевого, на этот раз ) не давали ему прислушаться к обстоятельным, но лаконичным репликам, берущим начало у его уст.
А говорил он следующее:
-Когда зайчики не опохмеляются вовремя, у них отпадывает ухо, другое, третье, ну, и так далее.
Он на секунду отвлекся, недоуменно разглядывая стаканы на тумбочке и передернулся: 'Черт, прослушал'. ( Это касалось именно приведенных слов ).
Люди в белых халатах строчили в блокнотах. Айболит попытался заглянуть очкастой через плечо - прочитать, но застеснялся и, извиняясь, во искупление чего-то, просвистел октаву до-минора.
Айболит продолжал говорить, одновременно с этим настороженно прислушиваясь, пытаясь выделить осмысляемые фрагменты из своей речи. Тягостным контрапунктом на ближайшей кровати бредила сивая кобыла.
-Это, знаете ли, собака, - ляпнул он'. Нет, не то пронесло в голове.. Не то, - поправился он. -Заходя в корпус - говорит - вы могли заметить копыта, торчащие ( это вроде как выпирающие ) из кирпичной кладки.
Айболит сел на своего конька. все более грамотной и самоценной становилась его речь, все меньше он понимал ее.
