— А сегодня привела нас к самому дому, словно все карты раскрыла. Будто ей все равно, что мы наблюдаем. Или, как сказал Данди, будто она надеется на нашу помощь, потому и доверилась. Адрес я записал, но Майор сказал — сейчас это неважно.
— А Майор тут каким боком пристегнут? — взвыл Бабченко.
— Я же по порядку рассказываю, — укорил его охранник. — Словом, в этом доме она пробыла не более пятнадцати минут, а затем снова вернулась на Музейный переулок, переоделась, и за ней подъехала машина. Вот за рулем этой машины и сидел Алексей, пропавший без вести и помянутый. Повез ее за город. Вот тут уж я и пошел к Майору, потому что не слишком хорошо понимал смысл этой комбинации, а главное — почему нас с Данди не предупредили.
Бабченко сидел, хватая ртом воздух. В ушах гремело, будто рушилось до этого мига такое основательное, мощное здание его особняка.
— Я тоже не понимаю. — И заорал во всю мощь своих легких: — Халка ко мне.
В дверях появилась встревоженная голова.
— Со вчерашнего дня не видели, — доложила она скороговоркой.
— И постель его не расстелена, — сказал Винни. — Я проверил перед тем, как к вам идти. Майор сказал.
— Да где же этот чертов Майор, когда он нужен? — рявкнул Павел, скача по комнате на одной ноге и пытаясь попасть в штанину. — Что же вы ее отпустили? Что теперь будет?
— Почему отпустили? — обиделся Винни. — Данди у них на хвосте висит. И в самое ближайшее время должен…
Тут зазвенел мобильный Бабченко, исполняя первые такты «Болеро».
— …позвонить Майору, — продолжил он, как ни в чем не бывало.
— Да! — закричал Павел в трубку. — Да, понял! Едем! — И, обернувшись к Винни, приказал: — Свистать всех, кого найдешь! Двоих оставь, пусть найдут мне Халка, хоть из-под земли.
— А Майор думает, — сообщил Винни, придерживая шефа, чтобы тот не грохнулся впопыхах, — что его не надо искать как-то отдельно… Не волнуйтесь, Пал Леонидыч, все уже по машинам сидят.
Она ждала этой встречи и немного боялась ее. Боялась, что осуществится самый вероятный вариант развития событий, и горько от этого становилось на душе. Но все же Тото решила рискнуть. Лучше сделать что-то и потом об этом сожалеть, чем не сделать и сожалеть об этом.
Старик встретил ее в парке. Он быстро шагал ей навстречу по ухоженной тенистой аллее, посыпанной мелким гравием, а сзади, отстав на пару шагов, торопливо ковылял прелестный английский бульдог с глазами мыслителя. Охранники маячили на заднем плане.
— Как я рад, как я несказанно рад, что вы так скоро и так любезно откликнулись на мое экстравагантное приглашение! — промолвил он, протягивая к Тото обе руки. — Разрешите наконец представиться — Владислав Витольдович фон Аделунг, к вашим услугам, моя дорогая.
— И что бы вы стали делать, окажись я не столь взбалмошной особой? — засмеялась она.
— Пришлось бы пойти на серьезные уступки, — признался хозяин дома.
Тут до нее добрался бульдог.
— Это мой лучший друг Уинстон, — представил его старик.
Уинстон заглянул ей в глаза — она присела, чтобы поздороваться с ним, — подумал и нежно лизнул руку.
У входа в роскошный особняк ее встречала скромная делегация, состоящая из молоденькой горничной, одетой старомодно и прелестно, и старого, седого, смуглого и морщинистого, как орех, азиата в белом поварском колпаке и белой же куртке. Повара хозяин представил отдельно:
— Это Бахтияр, он служит у меня очень давно. А до того служил его отец.
— Я люблю такие истории, — сказала Татьяна. — Они напоминают мне мое детство.
Он провел ее в гостиную, где ждал роскошно накрытый стол.
— Господи, — сказала она совершенно искренне, — какая же тут у вас красота!
— Я счастлив, что вам нравится, — расцвел загадочный хозяин. — Садитесь, прошу вас. Расскажите побольше о себе. Сделайте мне такое одолжение.
Кажется, она нисколько не удивилась столь странной просьбе и не смутилась. Ответила просто:
— Ничего особенного из моей биографии припомнить мне не удастся. Вот мои предки — это люди, заслуживающие того, чтобы им посвятили отдельный роман.
— Я весь внимание, — придвинулся к ней ближе хозяин дома.
— Помилуйте, Владислав Витольдович, — улыбнулась Тото, — неудобно как-то сразу начинать рассказывать о бабушках и дедушках.
— Вы не представляете, как мне интересно, что за семья могла породить такую красавицу и талантливую женщину. К тому же я и сам отчасти дедушка.
— Клевещете, — упрекнула она. — Клевещете и знаете это.
Вошла горничная, бесшумно встала в углу столовой. Следом появился Бахтияр с огромным блюдом под серебряной крышкой. Татьяна втянула носом восхитительный аромат, блаженно зажмурилась.
— Скажите, я угадал? — с тревогой спросил Влад.
— Абсолютно, — кивнула она. — Обожаю устриц, лобстеров и виноградных улиток. Все услаждает вкус, но не отвлекает от главного — от беседы. Так что вы хотели обо мне услышать, Владислав Витольдович?
Целиком поглощенные встречей хозяина с очаровательной гостьей, домочадцы не слишком интересовались друг другом. И потому никто из них не видел, как Алексей открыл черный ход, пропуская в дом двух человек. И первым переступил порог узкоглазый атлет, начальник службы безопасности Павла Бабченко по прозвищу Халк.
— Ну что, — спросил он без обиняков, — привез кралю?
— Привез.
— Она тебя не узнала?
— Брось, — отмахнулся Алексей, — кто на нас, служивых, смотрит?
— Твои бы слова да Богу в уши, — пробормотал Халк, в Бога, впрочем, не веривший. — Что там происходит?
Алексей презрительно скривил губы:
— Торжественный прием. Ничего он ей не сделает и выпытывать ничего не будет. До фени ему все, чем он занимался раньше, в том числе и поиском ее тайников. Цветет старик. Раскис. Подарками осыпать собирается, судя по тому, куда он вчера гонял шофера, — по ювелирным; в художественный магазин за какими-то особенными красками. А, чушь какая-то…
— Какая теперь разница? — сказал атлет. — По ювелирным — это даже лучше, не серебряный же кулончик он ей купил в честь встречи. — И деловито уточнил: — Сколько людей в доме?
— Восемь, — ответил Алексей, — если не считать старика и девчонки.
— Эти не в счет…
Татьяна блаженно улыбалась. Пожалуй, впервые за довольно долгий срок ей не приходилось ничего изображать, не держать удар, не притворяться. Просто позволить себе быть самой собой, расслабиться — в прямом смысле этого слова. То есть стать слабой, беззащитной, ждущей поддержки и помощи от другого. Редкое для нее счастье.
Они говорили с Владом довольно долго. Он давно не бывал в Киеве, но не скрывал, что жил здесь когда-то раньше. Его воспоминания могли заинтересовать не один десяток мемуаристов, а его интерес к ее жизни казался искренним и неподдельным. Тото рассказывала ему с детства знакомую историю и думала о том, как же это странно — пытаться объяснить человеку его собственную судьбу больше чем полвека спустя.
— И что же дальше? — спросил Влад изменившимся голосом.
— Он пришел в Киев, я не знаю как, не спрашивайте, — продолжила она, с сочувствием поглядывая на собеседника. — В немецком офицерском мундире, с повязкой на правом глазу. Я даже в детстве его за
