Тита знала, что ему нужно. А если не знала, служанка нашептала ей на ухо. Ему нужна женщина.
Что они собираются сделать? – задохнулась от страха Тита. – Убить для него женщину? Сжечь ее с ним? Боже, нет границ злу и жестокости.
«Мы ждем, Тита. Нет времени. Олег ждет. Небеса хотят душу Олега. Душа героя должна прийти к месту, достойному ее. Что ему нужно, Тита, чтобы ему было хорошо на небе, как и другим героям. Чтобы он не смотрел на них и видел, что у них есть всё, и сердце его исходило бы болью, ибо нет у него всего.
«Ему нужна женщина», – пробормотала Тита, и сердце ее выскочило из груди и исчезло в травах.
«Ур-р-ра-а-а! – закричали мужчины и подняли кубки. – Сейчас мы дадим ему женщину, и Олег вознесется в небо. Всё будет у него, и он не будет являться по ночам, мучить нас во сне.
Все мужчины эти привыкли к ночным кошмарам, в которых им являлись их товарищи по оружию, убитые в походах, где они занимались грабежом и насилием, или в дуэлях, где защищали оскорбленную честь.
«Ну, кого ты ему дашь, Тита? – орали мужчины, и дрожь похоти прорывалась из них сквозь алкоголь.
Служанка сжалась от страха, ибо знала, что и она кандидат на жертву.
«Я не знаю», – снова начала Тита.
«Кого-то красивого… Подумай об Олеге», – сказали мужчины, по сути, думая о себе.
«Не ее», – указали они на служанку. И та вся сжалась от оскорбления и от радости.
Тита думала про себя: кого я дам ему?..»
«Минуточку, минуточку, – прервала Тита рассказ Песаха, – послушай лучше, что расскажет сама Лолита об этих мгновениях. Сидела я, онемев от всех этих смертей, что вокруг, от новых и новых требований. Олега, которого я любила, я уже больше не увижу. И одно осталось – дать ему женщину, с которой он бы мог спать на небе».
(Раздался смущенный смех мужчин, и восклицания «Ого, ого» от такой откровенной формулировки).
«Я перебрала в памяти четырех девиц, плывущих с нами на кораблях. Одну из них, служанку с личиком мыши они отвергли, да и Олег бы не захотел ее, с ранами на лице, костлявыми бедрами и руками, поросшими черной щетиной. Была еще одна, некрасивая, с тонкими губами. Две остальные были красивыми, с белой кожей, большой грудью, шведки, которые были отданы их отцом Олегу в счет долга. В тот миг я даже позавидовала той, кто пойдет с Олегом. Я даже подумала, почему бы мне не уйти с моим Олегом, единственным в мире, который меня любил? И все глубже погружалась в размышления, пока мужчины, стоящие вокруг меня, не почувствовали, что я не отвечаю, и отошли в сторону.
Я сейчас абсолютно одинока в мире, думала я. Олега нет. Кто-то должен добровольно согласиться сопровождать его в последний путь. Почему мне этого не сделать? Ведь без Олега нет мне смысла жить. И тут вошел в меня страх, когда я вдруг вспомнила слова жены Олега перед ее казнью. Я поняла, что мне некуда возвращаться, ибо меня тоже обварят кипятком в сауне, как я это сделала жене Олега. Ведь только я ступлю ногой во дворец, возьмут меня ее братья, которые сладко и унижено мне улыбались, когда Олег был жив, и умертвят. И не только из мести за сестру, а для того, чтоб захватить дворец. Даже такая дура, как я, могла это понять. Нет, думала я. Лучше мне уйти с Олегом в любое место, куда он уходит. Олег, который хранил меня здесь, будет защищать меня на небе или в преисподней. Позову я друзей Олега и скажу им: я – любимая женщина Олега, и я иду с ним туда, куда уходят герои. Смотрите, кто такая Тита, и как она ведет себя, подобно истинной госпоже. Успокоение и в то же время конвульсия страха вместе сошли в сердце в миг, когда я приняла решение. Но я еще не знала, что ждет меня перед смертью. Какими злодеями и мерзавцами могут быть эти рослые светловолосые мужчины».
«Теперь я продолжу, – сказал Песах. – Тита позвала мужчин и сказала, что готова следовать за Олегом в мир иной. Я не понимал, что происходит до тех пор, как они взяли ее, положили на разостланный парус и сняли с нее одежду».
«Хватит, – сказала Тита, – перестань, Песах. Я не хочу об этом говорить».
Глава сорок девятая
Они подняли Титу с кресла. Она вся дрожала. «Пойдем с нами», – сказали ей и положили ее рядом с мертвым Олегом на парус. Один из них сказал: «Я, я, дайте мне», и задрал ей платье.
«Ты что делаешь?» – завизжала Тита и быстро покрыла ноги.
«Тита, – сказали ей мужчины, – праздник начинается сейчас. Мы представляем здесь умершего, но он уже не может с тобой переспать в последний раз перед вознесением на небо. Потому это сделаем мы вместо него».
«Не-е-т!!!» – закричала Тита и попыталась встать и сбежать, но получила удар, который свалил ее на землю.
«Не делай проблем, Тита, – предупредили ее жесткие голоса. – Не нарушай древнюю традицию погребения викингов».
Она потрясенно смотрела на служанку, которая приблизилась к ней, держа веревку, и пробормотала на мышином своем языке: «Извини, Тита».
«Привяжи ее к колышкам», – сказали мужчины служанке.
«Что здесь происходит?» – рассердились всадники, и один из них, Песах, вскочил с места, несмотря на протесты географа, и ворвался в круг:
«Что вы собираетесь ей сделать?» – рука его подрагивала на эфесе меча.
«Не вмешивайся, – сказали ему, – таковы у нас правила погребения».
«Вы на еврейской земле, – сказал Песах, – и вы должны подчиняться мне, норманны».
«Только не в вопросах нашей религии, – сказали ему шведы. – Уходите отсюда. Что вы смотрите на нас, как будто мы медведи в клетке? Соглашения дают нам право отправлять наши церемонии на земле евреев, в Хазарии».
Таковы и вправду были правила, и выражения лиц норманнов были агрессивны и готовы ввязаться в драку. Такой взгляд, на который раньше викинги не решались в отношении еврея, удивил Песаха и заставил его отступить. Никогда еще шведские купцы так не разговаривали с хазарами, даже если были правы и точны в своих словах. Отступая, Песах запутался в перевязи собственного меча, и упал в грязь. Это вызывает смех во все времена и в любом месте в истории юмора, и шведы, и хазары, начали хохотать. Песах кипел от злости. Раки приблизились, и Песаху показалось, что они невероятно увеличились.
«Н надо меня привязывать, – сказала Тита, – я сама разденусь. Не касайтесь меня». И служанка помогла ей сложить одежду.
Боже, какой прекрасной была Тита в своей наготе. Гладкие ее ноги, грудь, живот, узкие плечи. Песах всю жизнь будет помнить это.
Они стали ложиться на нее, один за другим, ликуя, стоная, быстро кончая. Их было десятеро, и после четвертого Тита начала беззвучно плакать.
«Хватит, – заорал Песах, – хватит, оставьте ее».
Но географ оттаскивал его за рукав: «Не мешай, я записываю их обычаи, ты что, не видишь? Что ты мне мешаешь?»
Раки еще больше увеличились и приблизились на своих, затвердевающих на глазах, ногах, приподымаясь, чтобы лучше увидеть поверх голов стоящих кругом. Из реки всплыл и поднялся в свете полудня высокий черный дьявол. Он был в черном покрывале со светящимися красными полосами.
Он медленно приблизился к толпе.
«Ты кто?» – спросили его хазары.
«Я – дьявол Самбатион», – ответил он, и голос его был влажен и полон водянистых трав.
«Дьявол Самбатион?! Где дети, которых ты выкрал у нас, детей графа из Лопатина?» – подскочили все со своих мест, забыв о приковывающем всех зрелище массового совокупления с Титой.
Он задумался, вспомнил: «А, так это вы? Не собираюсь говорить вам, где находятся дети».
Они обнажили мечи, но раки уже окружили его плотной стеной, и все быстро отступили в воды реки и исчезли.
Хазары выхватили луки из седел и бросились к реке, куда нырнул дьявол вместе со своими раками. Они пустили в них стрелы, и только услышали оттуда смешок. Волны посверкивали, стрелы исчезли. Руки их опустились, и они лишь продолжали кричать «Выходи оттуда, выходи! Где дети?» И они приблизились к кромке вод, пугая лягушек, которые плюхались в реку.
Чувство беспомощности от слишком быстро меняющихся событий заполнила сердца четырех хазар, а
