сквозь чистую простыню. Калдроса ударила его ножом в глаз. За все время, даже когда он, весь в крови, преследовал ее, рыча от ярости, она ни разу не испугалась.
Тем не менее встретиться лицом к лицу с Томманом было выше ее сил. Перед тем как уйти к Мамочке К., Калдроса с ним крепко повздорила. Он удержал бы ее силой, только его избили так, что он не сумел подняться с кровати. Томман всегда был ревнив. Нет, Калдроса не сможет посмотреть ему в глаза. Она со всеми уйдет в лагерь мятежников. Что там делать, непонятно. На суше, где даже близко нет реки, вряд ли получишь работу капитана. И потом, если не достанет приличное платье, едва ли ей грозит честный труд. Хотя, после халидорцев, стать проституткой для сенарийцев, наверное, не так уж и плохо.
В дверь постучали, и все девушки напряглись. Стук не условный. Никто не двинулся. Дейдра вытащила из камина кочергу.
Снова раздался стук.
— Пожалуйста, — сказал мужской голос. — Я безоружен и не причиню вреда. Пожалуйста, впустите.
Сердце Калдросы чуть не выпрыгнуло из груди. Дыхание перехватило. Она, как в тумане, пошла к двери.
— Ты куда? — шепнула Дейдра.
Калдроса открыла смотровое окошко. Увидев ее, Томман просиял.
— Ты жива! О боги, Калдроса! Я-то думал, что, наверное, мертва. Что не так? Впусти меня.
Задвижка поднялась сама собой. Калдроса ничего поделать не могла. Дверь распахнулась настежь, и Томман сгреб ее в охапку.
— Ох, Калли, — вне себя от радости воскликнул он. Томман всегда соображал туговато. — Я не знал…
Только сейчас он заметил в комнате других женщин. Томман обнимал ее, и Калдроса не видела его лица, однако знала, что он глупо моргает при виде сразу множества прекрасных, экзотичных женщин. Причем почти раздетых. Даже у Дейдры платье девственницы дышало сладострастием.
Объятия становились крепче, и Калдроса обмякла.
Томман отступил на шаг и взглянул на нее. Ладони судорожно захлопали по ее плечам, словно рыба на причале.
Костюм был действительно хорош. Калдроса ненавидела свою тощую фигуру, считая, что выглядит как мальчишка. В костюме же, напротив, чувствовала себя пышной и нарядной. Разрез на блузке не только показывал, что Калдроса загорела до талии, но и открывал наполовину каждую грудь, создавая ложбинку. Брюки сидели как перчатка.
Одним словом, то, что Томману понравилось бы, носи это Калдроса дома.
Только здесь был не дом, а наряд — не для Томмана. Глаза его наполнились грустью. Он отвел взгляд. Девушки притихли. После мучительной паузы он выдавил:
— Ты прекрасна.
Затем с трудом сглотнул, и слезы потекли ручьем.
— Томман…
Калдроса тоже плакала, пытаясь прикрыться руками. Горькая ирония. Она старалась укрыться от глаз мужа, в то время как выставляла себя напоказ незнакомцам, которых презирала.
— Сколько их у тебя было? — отрывисто спросил он.
— Они бы тебя убили…
— Так что же, я теперь и не мужчина? — оборвал Томман.
Он уже не плакал. Всегда был смелым и горячим. За это Калдроса его и любила. Томман жизни бы не пожалел, чтобы вытащить ее отсюда. Он никогда не понимал, что даже если б умер, ей все равно пришлось бы идти в бордель.
— Меня избивали, — сказала она.
— Сколько?!
Голос Томмана стал резким и ломким.
— Я не знаю.
В душе она понимала, что Томман сейчас похож на собаку, которая, обезумев от боли, кусает хозяина. Однако видеть отвращение на его лице было невыносимо. Значит, она ему противна. Калдроса уступила апатии и отчаянию.
— Много. Девять или десять в день.
Его лицо исказилось болью, и он отвернулся.
— Томман, не покидай меня. Умоляю.
Он помедлил, но не обернулся. Затем вышел.
Как только дверь мягко закрылась, Калдроса разрыдалась. К ней подошли другие девушки. Ее горе — их горе. Подошли, зная, что она безутешна. Потому что, кроме них, больше некому. Да и у самих никого не осталось.
56
Мамочка К. вошла в лавку целителей, когда Кайлар взмахнул мечом. Слишком поздно, не остановить.
Ви не шелохнулась. Она неподвижно стояла на коленях; блестящие рыжие волосы убраны с пути клинка к шее. Меч опустился — и отскочил. Зазвенел от удара, точно колокол, и вылетел из слабой хватки Кайлара.
— Ты не совершишь убийства в моей лавке, — сказала Дрисса Найл.
Голос звучал с такой силой, а глаза горели таким огнем, будто в тщедушном тельце поселился великан. Хоть Кайлар и смотрел на нее сверху вниз, он испугался.
— Мы провели с этой женщиной отличный сеанс лечения, и я не позволю все испортить, — продолжила она.
— Вы ее лечили? — удивился Кайлар.
Ви по-прежнему не двигалась, глядя в пол.
— От принуждения, — вставила Мамочка К. — Я права?
— Откуда вы знаете? — спросил Тевор.
— В моем городе я знаю все, — ответила Мамочка К. и повернулась к Кайлару. — Король-бог связал ее магией, чтобы напрямую заставить подчиняться приказам.
— Как удобно, — заметил Кайлар. Он едва сдержал слезы. — Мне все равно. Она убила Джарла. Я похоронил его.
Мамочка К. тронула его за руку.
— Кайлар, Ви и Джарл росли практически вместе. Джарл ее защищал. Они были друзьями, понимаешь? Друзьями, которых не забывают. Только магия могла ее заставить причинить боль Джарлу. Не правда ли, Ви?
Мамочка К. взяла девушку за подбородок и подняла ее лицо. По щекам Ви немым признанием текли слезы.
— Чему, Кайлар, тебя учил Дарзо? — спросила Мамочка К. — Мокрушник — это нож. Чья вина: руки или ножа?
— Обоюдно, и будь Дарзо проклят за ложь.
На поясе у Кайлара висел кинжал, и он уже проверил лезвие. Как и предполагал, сестра Дрисса его затупила. Только та не знала о ножах в рукавах. К тому же не могла остановить другое оружие — его руки.
Ви прочитала его взгляд. Мокрушница. Она-то знала. Кайлар мог выхватить нож и перерезать ей горло, не успеет Дрисса и глазом моргнуть. Пусть тогда попробует вылечить от смерти. Глаза Ви почернели от вины и мешанины темных образов, которых Кайлар уразуметь не мог. Черные силуэты быстро промелькнули перед его мысленным взором. Ее жертвы?
