– Константин поставил перед нами цель, – продолжил Дойл. – «Арканум» – это последнее, что он произнес перед смертью. Мы просто обязаны в память о нем отбросить обиды, разногласия и объединиться для последнего расследования. Без Говарда Филлипса Лавкрафта Арканум прекратит существование. Так считаю не только я, но и остальные.
– Это правда, Говард, – подала голос Мари.
Лавкрафт потер глаза и произнес:
– Дариан – это Дариан Уинтроп Демаркус, единственный сын Торнтона Демаркуса.
Гудини побледнел.
– Демаркус?
– Мадам Роуз – его сестра Эрика. Прием состоится в особняке Демаркусов. – Лавкрафт плюхнулся в кресло у камина. – Я слышал, что там, под домом, есть сложная система ходов, проложенная очень давно. Согласно легенде, в одном из таких ходов, где-то под кладбищем, сооружен храм, сатанинский храм, где Торнтон служил черную мессу.
– Значит, сын мстит за отца, – задумчиво проговорил Дойл.
– Уверен, его планы гораздо шире, – возразил Гудини. – Он хочет закончить то, что не удалось отцу. На прием нам идти нельзя.
– Нет, мы пойдем, – произнес Дойл. – И возьмем с собой Эбигейл.
Лавкрафт удивленно вскинул брови. Мари взяла Дойла за руку:
– Артур, приводить ее туда неразумно.
– Вот именно. Будем надеяться, что он на это не рассчитывает. Злодей пытается обмануть нас, а мы обманем его. Заставим сделать неверный шаг. Вытянем на белый свет, чтобы он начал кричать и бить ножками.
– А потом? – спросил Лавкрафт.
– А потом... – понизил голос Дойл, – мы отомстим за Дюваля, и род Демаркуса прекратится.
«Серебряный призрак» – так назывался «роллс-ройс» Гудини – катил по узкой дорожке, обсаженной высокими березами. Согнутые ветви нависали над машиной, как когти дракона. Фары освещали лишь небольшой участок впереди. Сидящий за рулем Лавкрафт в форме шофера, с приклеенными к верхней губе пушистыми усами поглядывал в зеркало заднего вида на примостившуюся рядом с Гудини Эбигейл в костюме Красной Шапочки.
– Следите за дорогой, Говард, – сказал Дойл.
Лавкрафт покосился на него. Дойл был в костюме Шерлока Холмса. Английский плащ, охотничья шляпа. Ансамбль завершала длинная изогнутая трубка.
В просвет между деревьями стало видно кладбище. Тысячи надгробий торчали, как сломанные зубы. Поле скорби простиралось до самого леса.
– Кладбище у ивовой рощи, – сказал Лавкрафт.
Все взоры устремились на кладбище в низине и на вершину холма, где стоял особняк Демаркуса в стиле эпохи Тюдоров. Окна первого этажа ярко светились.
– Можно я сниму эту шапку? – промолвила Эбигейл капризно. – Она кусается.
Дойл повернулся:
– Нельзя. Это костюм. А теперь ответь: кто ты?
– Ваша племянница из Калифорнии, – послушно отбарабанила Эбигейл.
– Очень хорошо. И что тебе нельзя делать сегодня ни при каких обстоятельствах?
– Отходить от вас.
– Правильно. Учти, это чрезвычайно важно. Наша цель – завлечь врагов, ввести их в заблуждение. Они стремятся заполучить тебя, Эбигейл. Ты поняла?
– Я не глухая.
– Эбигейл, не груби! – одернул ее Гудини.
– Ладно. – Она с отсутствующим видом уставилась в окно.
– Вся надежда на тебя, Говард, – сказал Гудини.
– Без книги сил у Дариана поубавится. Если она в доме, то я ее найду.
Дойл извлек из внутреннего кармана плаща часы.
– В десять тридцать встречаемся у главных ворот. При любом исходе.
– Хорошо. В десять тридцать, – кивнул Лавкрафт.
Гудини внимательно наблюдал за Эбигейл. Было ясно, что она боится, потому и хорохорится. Ей нужно помочь.
Он вытащил из нагрудного кармана розовый носовой платок и театрально высморкался, напугав всех в машине. Он скомкал его в кулаке и протянул Эбигейл.
– Подержи, пожалуйста.
– Зачем?
