Роза стиснула податливую подушку и крепко зажмурилась. «Вошла бабушка, — объявила она, пытаясь добраться до воспоминаний. — Вошла бабушка и сказала…»
Она разглядывала книжку брата. Изучала, рассматривала одну его из многочисленных книжек о Солнце… Распахнулась дверь, и брат быстро забрал книжку. Он рассердился… из-за книги?
Вошла бабушка, раскрасневшаяся, радостная, и брат выхватил книжку из рук Розы. Бабушка сказала:
— Ткань привезли! Я много купила, на все окна хватит. — У нее был целый ворох материи — полосатого, красно-белого хлопка. — Почти целый рулон! — Бабушкино лицо светилось радостью. — Красивая, а?
Роза дотронулась до тонкого, красивого материала и…
Она смяла в руках подушку.
…Коснулась красивой тонкой ткани, а потом…
Бесполезно! Дальше пробиться не удавалось. Она целыми днями сидела на кровати. Иногда Роза начинала с конца, перебирая все свои воспоминания… и всегда было одно и то же. Ничего не вспомнить, как ни крути. Лишь книга и бабушка в дверях.
Роза открыла глаза, отложила подушку на кровать, выпрямила ноги и глубоко вздохнула. Придется спросить остальных. Больше ничего не остается.
Она постояла с минутку у двери, но открывать не торопилась, гадая, куда попадет на сей раз. За дверью оказалась мамина гостиная: прохладно-голубые стены, жалюзи на окнах. Брат сидел на серо- голубом ковре и читал. Бабушка, отодвинув жалюзи, измеряла высокое окно. За окном шел снег.
По голубому ковру туда-сюда бродили незнакомцы. Иногда Розе казалось, что она кого-то узнает: друзья родителей или ее школьные учителя — точно не разобрать. В своих бесконечных, терпеливых блужданиях они не заговаривали друг с другом. Может, даже не видели друг друга. Иногда, шагая по длинному вагону поезда, кружа по бабушкиной кухне, расхаживая по голубой гостиной, они сталкивались друг с другом, но даже не останавливались, не извинялись. Натыкаясь друг на друга, они словно не осознавали этого и двигались дальше. Сталкивались без звука, без стука, и с каждым столкновением все меньше походили на людей, которых Роза знала, все больше и больше превращались в незнакомцев. Она беспокойно всматривалась, силясь узнать хоть кого-нибудь, чтобы спросить…
Вошел юноша. Вошел снаружи, это Роза знала точно, хотя проверить было нельзя — ни дуновения холодного воздуха, ни снега на плечах пришельца. Он с легкостью лавировал средь остальных, а те оборачивались ему вслед. Присев на голубой диванчик, юноша улыбнулся Розиному брату. Брат оторвался от книги и улыбнулся в ответ. «Он вошел снаружи, — подумала Роза. — Уж он-то знает!»
Она подсела к нему, на краешек дивана, скрестив на груди руки.
— Что же случилось с солнцем? — прошептала она.
Он поднял голову. Лицо у него было такое же юное, как у нее, загорелое и улыбчивое. Где-то в глубине Роза почувствовала испуганную дрожь, робкое и недоброе предчувствие, совсем как было перед первыми месячными. Она вскочила, отпрянула назад, споткнулась, едва не сбив с ног какого-то незнакомца.
— О, привет! — произнес юноша. — Розочка?
Руки ее сжались в кулаки. И как это она сразу его не узнала: беспечная уверенность, небрежная улыбка. Он ей не поможет. Он-то знает, конечно, знает; он знал всегда и все… но ей не скажет. Лишь посмеется. Нельзя, чтобы он над ней смеялся!
— Привет, Рон, — хотела сказать она, но согласная на конце неуверенно растаяла в воздухе. Она всегда путалась, как именно его зовут.
Он засмеялся и закинул руку на спинку дивана.
— С чего ты решила, что с солнцем что-то случилось, Роза-мимоза? Садись и расскажи!
Если присесть рядом, он с легкостью обнял бы ее за плечи.
— Что случилось с солнцем? — повторила она, не приближаясь. — Оно больше не светит…
— Что, правда? — со смехом переспросил он, рассматривая ее грудь.
Роза прикрыла грудь рукой и с детским упрямством бросила:
— А что, нет?
— Ты сама как думаешь?
— Может, все ошиблись… ну, про солнце… — она замолкла, удивляясь собственным словам, возвращающимся воспоминаниям. Потом продолжила, будто в забытьи — опустив руки, вслушиваясь в то, что сама скажет дальше: — Все думали, оно взорвется. Сказали, что оно проглотит весь мир… А вдруг нет? Что, если оно сгорело, ну, вроде как спичка, и больше не светит, и вот почему всегда снег и…»
— Холод, — подсказал Рон. — Что?
— Холод, — повторил он. — Если так все и было, то разве не должно похолодать?
— Что? — глупо переспросила она.
— Роза… — позвал он и улыбнулся.
Она чуть вздрогнула. Ноющий страх спустился ниже, стал более отчетливым.
— Ой! — Подрезая беспорядочно толпившихся повсюду незнакомцев, Роза бросилась к себе в комнату, захлопнула за собой дверь, растянулась на кровати, держась за живот, и стала вспоминать.
Папа позвал всех гостиную. Мама, заранее испуганная, присела на краешек голубого дивана. Брат принес с собой книжку и невидящим взглядом уткнулся в страницу.
В гостиной было холодно. Роза передвинулась за солнечным пятном на полу и стала ждать. Она боялась уже целый год. «Вот-вот, — подумала она, — сейчас услышу что-то совсем жуткое».
Роза вдруг страшно возненавидела родителей, которые способны затащить ее с солнца во тьму, способны напугать одними только разговорами. Сегодня она сидела на крыльце. А вчера нежилась на солнышке в старом желтом купальнике, но мама позвала ее в дом.
— Ты уже большая девочка, — заявила мама, уведя дочь в комнату и разглядывая желтый купальник, из которого та выросла, — тесный в груди, с узенькими плавками. — Тебе пора кое-что знать.
У Розы заколотилось сердце.
— Я хочу сама тебе рассказать, чтобы ты слухи не собирала. — В руках у мамы — жуткая бело- розовая брошюра. — Вот, прочитай, Роза. Ты меняешься, хотя, быть может, и сама того не замечаешь. У тебя растет грудь, а скоро придут месячные. Это означает…
Роза знала, что это означает, девочки в школе рассказывали: тьма и кровь. Мальчишки захотят хватать ее за грудь, попытаются пронзить ее тьму. И тогда — опять кровь.
— Нет! — воскликнула Роза. «Нет, не хочу!»
— Знаю, это поначалу пугает, но однажды, совсем скоро, ты встретишь симпатичного мальчика и тогда поймешь…
«Нет, не пойму. Никогда! Я знаю, что творят мальчишки…»
— Лет через пять все будет по-другому, Роза. Вот увидишь… «Ни через пять. Ни даже через сто. Нет!»
— У меня грудей не будет! — закричала Роза и швырнула в мать подушкой. — Месячных не будет! Я не стану! Нет!!!
Мама сочувственно посмотрела на нее и обняла.
— Этого ведь не остановишь, солнышко. Тут нечего бояться… С тех пор Роза все время боялась. А теперь испугается еще больше, как только папа заговорит.
— Я хотел вам рассказать, — начал папа, — чтобы вы не прослышали от кого-то другого. Чтобы вы узнали, что происходит на самом деле, а не только слухи. — Он запнулся и тяжело вздохнул. Даже начинались эти их разговоры одинаково! — Думаю, лучше, чтобы вы узнали от меня, — продолжал папа. — Солнце превращается в новую звезду, в красного гиганта.
Мама хватала ртом воздух; вдох как вздох, долгий и тихий, последний глоток воздуха полной грудью. Брат захлопнул книжку.
«И это все?» — удивленно подумала Роза.
— Солнце выработало весь водород в своем ядре. Оно начинает сжигать само себя, а когда сожжет
