предотвращает подобные сцены — хотя после общения с подобной мразью кажется, что нам такая охрана нужна не меньше.
— Помните, что я сказала сестре-хозяйке? — Да.
— Вам того же — в двойном размере.
Арест до конца учебного года и уродский охранный браслет на запястье.
— Я знаю, чем они обзавелись, — шепнула мне Арабел на занятии.
Я с ней только на уроках и виделась — охранный браслет срабатывал, даже если я мастурбировала без разрешения.
— Чем? — спросила я без особого любопытства.
— Потом расскажу.
Мы встретились во дворе, утопающем в листве и пухе, — система циркуляции опять свихнулась.
— Животными, — сообщила Арабел.
— Животными?
— Мерзкие такие твари, размером с руку — тессели. Совершенно отвратные.
— Не верю. Слишком просто — должно быть что-то еще. Они накачаны биодобавками?
— Феромонами или чем-то типа этого? — Она нахмурилась. — Не знаю. Я в этих зверюшках ничего привлекательного не вижу, но мальчишки… Браун притащил свою на вечеринку, носил на руке и называл «доченькой Энни». Парни вокруг этих тварей так и вертятся — гладят, сюсюкают, говорят: «Иди к папуле». Дикость какая-то!
Я пожала плечами.
— Ну и ладно — если ты права, не о чем беспокоиться. Даже если в них есть биодобавки — ну сколько можно в это играть? К середине семестра мальчишкам надоест.
— Может, зайдешь в гости? Я тебя в последнее время совсем не вижу. — По ее голосу чувствовалось, что она морально созрела для лесби-игрищ.
— Не могу. — Я ткнула в охранный браслет. — Ладно, Арабел, мне на следующий урок пора.
Я торопливо скрылась в желто-белом вихре. Урока у меня не было, так что я вернулась в спальню и приняла флоут. Придя в себя, я обнаружила в комнате Зибет — она сидела, поджав ноги, на кровати и что- то деловито писала в тетрадке. За последнее время Зибет изрядно похорошела — волосы немного отросли и вились, приятно обрамляя лицо. Загнанное выражение исчезло — Зибет казалась почти счастливой.
— Что делаешь? — Я надеюсь, что спросила именно это: первые фразы после флоута получаются совершенно непредсказуемыми.
— Переписываю свои конспекты.
Вжих-перевжих, как мало людям нужно для счастья! Неужели она парнем обзавелась? Это бы объяснило и посвежевший вид… Что ж, в таком случае дела у Зибет идут гораздо лучше, чем у меня или у Арабел.
— Для кого?
— Что? — непонимающе переспросила она.
— Как зовут парня, для которого ты их переписываешь?
— Парня? — В голосе Зибет зазвучали истерические нотки, лицо исказила паника.
— А-а, я было подумала, у тебя парень появился, — осторожно пояснила я.
И тут она снова психанула. Мария-сына-своего-Иисуса! Это флоут меня подвел… Что же я такое ляпнула?
Зибет отпрянула, словно уворачиваясь от нападения, и прижала конспект к груди.
— Почему ты так решила?
Да что решила-то? Мразь господня, надо было с самого начала рассказать ей про последствия флоута. А теперь придется отвечать так, словно у нас тут нормальный разговор, а не метания крысы, в которую тычут палкой. Ладно, может, позже объясню.
— Не знаю почему. Просто ты выглядишь…
— Значит, это правда. — Она жутко напряглась и снова начала то краснеть, то бледнеть.
— Что именно? — Я гадала, во что флоут превратил мое невинное замечание.
— У меня раньше были косы — как у тебя. Ты, наверное, удивлялась, глядя на мои волосы…
Мразь господня, я брякнула что-то про ее уродскую стрижку!
— Мой отец… — Она вцепилась в конспект точно так же, как цеплялась тем вечером за стену, — словно за последнюю опору в жизни. — Отец их обрезал.
Зибет признавалась в чем-то ужасном — и я понятия не имела в чем.
— Зачем?
— Сказал, что я… косами соблазняю мужчин. Что… вызываю у них нехорошие мысли. Что я сама во всем виновата. И обрезал мне волосы.
До меня дошло, что я действительно спросила, появился ли у нее парень.
— Ты тоже так считаешь? — умоляюще спросила она. Она что, издевается? Да ей не соблазнить даже Брауна в
самом что ни на есть «сунь-вынь» настроении. Сказать об этом я не могла — но и ответить утвердительно тоже, иначе она заблюет всю спальню. Жалко ее, конечно, — скотина отец застращал бедную девочку, наговорил гадостей и обрезал косы. Неудивительно, что она так психовала, когда только- только здесь оказалась.
— Ты так считаешь? — настойчиво переспросила Зибет.
— Хочешь знать, что я считаю? — Я нетвердо поднялась на ноги. — Все отцы — дерьмо. — Я вспомнила о бурых животных размером с руку и словах Брауна: «Отец тебя защищает». — Даже хуже, чем дерьмо. Все без исключения.
Зибет смотрела на меня, вжимаясь в стену. Похоже, ей очень хотелось в это верить.
— Слушай, что выкинул мой отец, — продолжала я. — Нет, он не обрезал мне волосы — он выдумал кое-что получше. Ты слышала про особое попечение? — Зибет помотала головой. — Ну так вот — мой родитель возжелал продолжить свой драгоценный род, но так, чтобы никаких проблем. Что он делает? Оформляет особое попечение, платит кучу денег, вжихает сперму в баночку и — оп-па! — он уже счастливый отец, а вся грязная работа достается юристам, которые заботятся обо мне, обеспечивают здоровый отдых на каникулах и оплачивают обучение в этом занюханном заведении. А еще цепляют на меня вот это. — Я показала ей уродливый браслет на запястье. — Он меня никогда не видел. Он даже не знает, кто я. Поверь, я все знаю, о сволочных папашах.
— Если бы… — Зибет умолкла и раскрыла тетрадку. Я опустилась на кровать, чувствуя приближение обычной после флоута головной боли. Тут Зибет принялась лить слезы на свой драгоценный конспект. Вжихнутый Иисус, опять я все испортила. В этом чокнутом месте остается надеяться только на одно: что мальчики к середине семестра наиграются в своих тварей, а мне удастся нормально сдать экзамены.
К середине семестра система циркуляции окончательно вышла из строя. Вся территория колледжа была по колено завалена листвой и пухом, и ходить по ней было практически невозможно. Я с трудом пробиралась на занятия, по сторонам не глядела и едва не врезалась в Брауна. На руке у него сидела зверюшка.
— Познакомься, это доченька Энни. Доченька Энни, это Тавви.
— Пошел на хер. — Я попыталась пройти, но он схватил меня за руку и больно сжал, вдавливая в кожу охранный браслет.
— Это невежливо, Тавви. Доченька Энни хочет с тобой познакомиться. Правда ведь, солнышко? — Он сунул зверька мне под нос. Арабел была права — на редкость мерзкая тварь, с острой мордочкой, мутными глазами и крошечным розовым ротиком. Тельце, покрытое жестким бурым мехом, безвольно свисало с руки Брауна, а на шее была повязана ленточка.
— Абсолютно твой типаж, Браун. Страшная как смерть — и дырка такая большая, что даже ты не промахнешься.
Он сжал мне запястье еще сильнее.
— Не смей говорить в таком тоне о моей…
